Экспозиция оказалась недостаточной, а фотографию надо еще будет фиксировать, промывать, тонировать, чтобы подчеркнуть затененные места, но было уже ясно, что она вполне удалась.
Энни, которой почти не случалось видеть себя со стороны – даже в зеркале, – никак не может отождествить это изображение с собой. Ей легче поверить в то, что девушка и мужчина, к ногам которого та припала, – это настоящие Артур и Джиневра; ей легко поверить в эту сказку, которую они с Изабель только что превратили в реальность.
– Посмотри на себя, Энни Фелан, – говорит Изабель. – Ты сделана из света.
Изабель врывается к Эльдону в библиотеку, держа двумя пальцами еще влажную фотографию. Она развевается и сворачивается в трубочку на ходу. Другой рукой Изабель придерживает юбку, чтобы та не мешала ее стремительному движению. Перед тем как распахнуть дверь библиотеки, она задерживает дыхание.
Эльдон обернулся на звук открывающейся двери. У его жены был такой всклокоченный и сумасшедший вид, словно половину своей жизни она провела в лесу среди фей и эльфов. Волосы растрепались, платье в беспорядке, и вся она была возбуждена. В ней было что-то привлекательное и отталкивающее одновременно: ему всегда нравились забавы и баловство, но претило сумасшествие.
– Осторожней с картами! – невольно воскликнул он, хотя намеревался сказать что-то совсем другое, но очень испугался, что она дотронется до его бумаг своими черными пальцами.
Его предупреждение задержало Изабель на пороге лишь на секунду. Шагнув к нему, она взмахнула отпечатком перед его лицом.
– Вот, Эльдон, – взволнованно выдохнула она, – мой успех, мой первый настоящий успех!
Он взял свернувшуюся трубочкой фотографию из ее рук и, аккуратно держа ее за края (хотя Изабель сама уже успела заляпать ее своими вечно черными пальцами), развернул. Сквозь матовый налет просматривалось недодержанное изображение их новой горничной, завернутой в простыню, и садовника Уилкса, – который, кстати, никогда ему не нравился, – задрапированного в старую скатерть. Оба замерли в нелепых, неудобных, опереточных позах – ничего нового по сравнению с тем, что его жена делала прежде. Но вот оно, то, о чем говорит Изабель и что он теперь ясно видит сам: взгляд их новой горничной, ее выражение – вот то, чем эта работа отличалась от прежних. Взгляд такой ясный и искренний, что казалось, она смотрит ему прямо в глаза. Взгляд такой, словно их ничего не разделяет, – вот что замечательно.
– Вижу-вижу, – сказал он. – Понимаю, что ты имеешь в виду. Она глядит так…
Сначала он хотел сказать прекрасно, но понял, что это слово здесь не подойдет. Ему вдруг пришло в голову, что точно так же некоторые древние карты, представляющие изображенную местность с высоты птичьего полета, не только содержат условные обозначения рельефа, но и создают у зрителя ощущение присутствия. Не просто изображают, а заставляют чувствовать.