Я держался позади Химинеса, идущего в голове колонны. Он ни разу на меня не оглянулся. Его выцветшая рубашка под мышками оставалась сухой. За мной шагали мужчины, которым не было нужды размахивать мачете, и две женщины. Я слышал их добродушное ворчание и расшифровал некоторые испанские фразы. Вольно же нашему coronelo забавы ради пытаться загнать долговязого “американок, говорили они, но лучше бы он подумал о своих людях, которые совершили долгий марш вчера и позавчера. Ради такой забавы вряд ли стоит себя гробить.
Если крошка-полковник их разговор и услышал, этого никак нельзя было сказать по его походке. Он, насколько позволяла местность, заставлял нас почти бежать рысцой, разрешая лишь изредка сделать привал, чтобы перевести дыхание и подкрепиться, и около пяти пополудни вывел нас к деревне, сделав на всякий случай большой крюк.
После того, как мы расположились лагерем в лесистой долине, мне наконец сообщили, что конечный пункт нашего путешествия лежит прямо за ближайшим хребтом. Мы взбирались в горы весь день, и здесь лес заметно отличался от джунглей, откуда мы начали свой путь, — тут воздух был суше, а деревья выше, и все равно этот пейзаж не шел ни в какое сравнение с горным ландшафтом в Нью-Мексико, где я мальчишкой охотился на дичь. Эта лощина, ясное дело, была заранее выбранным местом встречи. Нас поджидал человек — босой крестьянин в грязных штанах, куртке и шляпе. Химинес коротко перебросился с ним несколькими словами на испанском, сильно отличавшемся от моего приграничного диалекта, так что я не понял ни слова. Я лишь усвоил, что этот человек пришел из деревни и что ситуация сейчас вполне благоприятная.
Потом исчез за деревьями. Химинес отвел двух женщин и троих мужчин в сторонку и тихо их проинетруктировал — о чем, я не расслышал. Старшая держала в руках автомат с нескрываемым равнодушием. Та, что помоложе, сжимала свое ружье, точно вполне понимала его предназначение. В штанах они обе выглядели нt менее свирепо, чем их напарники, а может, и более. Я подумал: куда же, интересно, попрятались робкие и нежные латиноамериканские красавицы, — те, что разделяют ложе — или гамак — с путестранниками во всех известных мне эпических полотнах о джунглях, написанных или снятых на пленку. Потом я подумал, что сам бы стал делать с такой, попадись она мне. Я вообще-то был не в настроении. Я присел на поваленное дерево и погладил правое бедро — то место, откуда несколько месяцев назад извлекли пулю.
— У вас болит нога, сеньор Хелм? — поинтересовался Химинес, присаживаясь рядом со мной.