— Салют, Тоэм, — провозгласил Бейб сквозь клубы табачного дыма.
— Бейб так и не вырос, — пояснил Корги. — Внешне, по крайней мере. Он всегда выглядел дошкольником, и таким останется. Но умел этим пользоваться к нашей выгоде. Мог выходить во внешний мир, так как все принимали его за мальчишку. Потом сообразили. Бейб сейчас входит в число десяти мутиков, которых больше всего жаждут поймать и ромагины, и сетессины. Он не осмеливается даже носа высунуть.
— Превратности войны! — заметил Бейб, помахивая сигарой, намного превосходившей по величине сжимавшие ее пальцы.
— Мы также считаем его бессмертным.
— Вот так так! — воскликнул Бейб.
Корги ухмыльнулся.
— Сколько тебе лет?
— Двести двадцать три. Но конец где-то быть дол жен. Я просто второй Мафусаил. А он, как ты знаешь, со временем умер.
* * *
Корги опять усмехнулся.
— Дальше...
На сей раз его прервала женщина, которую он собирался представить. Распахнулась дверь внутренних помещений убежища, и в комнате возникло самое ошеломляющее создание, какое Тоэм когда-либо видел. Она принадлежала семейству кошачьих. Положительно, настоящая кошка. Надетый на ней черный костюм-трико усиливал впечатление, но Тоэм знал — она и без него будет лоснящейся, гладкошерстной, чувственной кошкой.
— Это Мейна, — сказал Корги, созерцая Тоэма в надежде подметить реакцию на появление женщины. — Мейна, это Тоэм.
Она была ростом около пяти с половиной футов. Гибкая. Не столько шла, сколько плыла. Не столько шагала, сколько скользила. Сладострастное тело — масса рельефных мускулов и мягкой плоти. Ноги полные, но стройные, ступни крошечные. Маленькие лапки. Когда она ставила босую ногу, пятки располагались гораздо выше нормальных и под резким углом соединялись со ступней, которая заканчивалась крохотными коготками. Ступню снизу и по бокам окружала плотная подушечка. Тоэм повел исследование в противоположном направлении и отметил, что живот у нее плоский. Вздымавшиеся груди величиной с его сжатый кулак. Шея — изящное чудо архитектуры — грациозной дугой поддерживала голову. Полные губы источали мед, будучи запечатанными, пока она хранила молчание, а когда заговаривала, открывались, выпуская жалящих пчел. За теми губами — великолепные, белые, остро отточенные зубы. Он их увидел, когда она улыбнулась самой что ни на есть обезоруживающей улыбкой. Нос чуть расплющенный. Глаза зеленые, как море. И шустрые. Окинули его в один миг, встретились с его собственными и остановились, следя, как он ее разглядывает. Смуглое, гладкое лицо омывал океан черных шелковистых волос, еще больше подчеркивая сходство с животным.