— Ты выпил воду причастия тайны?
Голос Чармы звучал взволнованно и остро.
— Я выпил воду из этого кубка, — повторил я. — Что в этом особенного? Мне хотелось пить, кубок был полон.
— Урок ученикам, — раздельно и спокойно, словно про себя, сказал старик. — Узнайте признак Нарушителя: где полнота — он припадает губами; припав — выпивает до дна. Но когда он думает, что пьет жизнь, — он пьет смерть!
Он открыл дверь и тихо вошел в хижину. Ученики сдвинулись ко мне плотным кольцом. Ходжой к самому лицу моему вытянул побелевшие, плясавшие, как у бесноватого, губы.
Не голос — свистящий шепот:
— Ты слышал, фаранги, пророчество старца. Ты выпил смерть!
— Смерть! — глухо повторила, сжимаясь, толпа.
Я отыскал глазами Гассана: бледный, он смотрел на меня остановившимся, застылым взглядом, медленно переступая, рядом с Арсланом, — прямо на меня.
Я отстранил в неистовстве крутившегося Ходжоя.
— Что с вами сталось? Смерть? Будьте спокойны — от этой воды вашей у меня даже не заболит живот.
— Живот!.. — Толпа взревела. Из-за взвизгов и вскриков резко вырвался — воплем — голос Гассана:
— Таксыр, пожалуйста, такого слова не скажи!
В неистовстве, присев, он бил себя кулаками по коленям. И вдруг, расширив зрачки, поднял быстрым движением с земли камень.
— Бей гяура! Осквернителя тайны!
— Бей! — бешено отозвался Ходжой, разрывая бешмет на груди. — Бей! На мне кровь Нарушителя!
Отступив на шаг, я обнажил медвежатник. Толпа отхлынула. Лянгарцы, пришедшие с нами, опрометью бросились со склона. Ученики, рассыпавшись по площадке, подбирали каменья.
— Гассан, очнись!
Закрыв глаза, Гассан бросил камень: он перелетел, широким размахом, далеко в сторону, гулко разбившись в куски о скалу. Ходжой взнес над головой огромный осколок порфира. Я пригнулся, готовясь к прыжку.
— Именем Отца, стойте!
Ходжой, зашатавшись, уронил тяжелую глыбу: Хира-Чарма стоял на пороге своей сакли.
— Кровь на моем холме? — медленно проговорил он, переводя взгляд с одного ученика на другого. — Кто первый поднял камень?
— Джигит Нарушителя, святой отец! — до земли склонился Арслан. — Его ревность о вере кровью застлала глаза и нам.
Хира-Чарма обернулся к Гассану.
— Ты поднял руку на своего господина? Но… не ты ли прошел с ним Заповедную Тропу?
— Я любил его, — глухо ответил Гассан, опустив глаза и судорогою сводя руки. — Я любил его, отец, потому что он силен на слово и на удар и правит конем, как святой Алий. Но на Тропе я увидел: ему не дано страха. Он не человек: он оборотень, отец! В сказке он звался Искандером. Он заплел меня теперь в новую сказку, отец! Спаси меня от него, святой Хира-Чарма!