Скорее чувство, которое сейчас испытывала Сильви, можно было назвать паникой. Вчера ночью, в клубе, она услышала слова, которым поначалу не придала значения. Радостный голос, заглушая всеобщий гул, сообщил по-немецки:
– Ja, wir haben eine ganze Gruppe gehaftet. Und der Capo ist einer Wichtiger.[9]
Эти слова в сочетании с прощальной репликой Беринга привели Сильви в трепет: Жакоб попал в беду. Наверняка он и есть «важная персона». Жакоб в лапах гестапо!
Она поспешно оделась. Когда первые лучи рассвета зябко просеялись сквозь зазоры тяжелых штор, Сильви кружным путем отправилась к Вассье. Она набросилась на старика в ярости, требуя, чтобы тот немедленно выяснил, где Жакоб. Он наверняка попал в беду! Пусть Вассье узнает, где Жакоб, а остальное она берет на себя.
Потом Сильви отправилась к Каролин, стала трясти ее за плечи:
– Просыпайся! Скорее! Мне нужна твоя помощь. Жакоба арестовали. Нужно отправляться к нему!
Каролин села на кровати, сонно хлопая глазами.
– Мне нужна твоя помощь! – кричала Сильви. Речь ее звучала бессвязно. – Я все тебе возмещу. У вас и Йозефа будет другой ребенок. Или у меня будет другой ребенок, и я тебе его отдам. – Она трясла Каролин за плечи. – Ты моя единственная подруга!
Каролин встала и обняла ее.
Жакоб медленно повернулся на другой бок. В камере было сыро, все тело ныло от боли. Когда он закашлялся, пришлось сплевывать кровавую слизь. Жакобу удалось встать и помочиться. Это было настоящей мукой. Два ногтя на левой руке были вырваны с мясом. Долго таких истязаний он не вынесет.
Жакоб заранее предпринял кое-какие меры на случай провала: выучил наизусть фальшивые имена, фальшивые адреса, которые в крайнем случае можно будет назвать мучителям, если пытка станет невыносимой. Но сразу «раскалываться» было нельзя – ему не поверят. Истязания становились все более жестокими, интервалы между допросами делались все короче. Жакоб чувствовал, что время ложного «признания» подходит. А вдруг гестапо уже знает, что имена и явки не настоящие? Он потерял счет времени. День слился с ночью, да к тому же здесь, в подземелье, время суток не имело значения. Сначала он пробовал делать на стене засечки, но вскоре отказался от попыток измерять течение времени.
Возможно, им просто доставляет удовольствие его мучить. Как жаль, что нет капсулы с ядом вроде тех, что носят американские разведчики в зубе. Можно было бы разом со всем покончить – пока не изменило мужество. Жакоб с болью подумал о своих товарищах. Скольких из них арестовали после той роковой встречи в пустом амбаре? А ведь все шло так хорошо, группа работала, как слаженный механизм. Диверсия на электростанции прошла без сучка, без задоринки. За несколько последних недель удалось вывести из строя оживленную железнодорожную магистраль, организовать побег пятидесяти товарищей из тюрьмы. Когда гестапо нанесло удар, группа собралась, ожидая поступления новой партии оружия, которую должны были сбросить с самолета. Скольких арестовали? Многие ли погибли? Жакоб видел перед собой лица своих боевых друзей. Усилием воли он отогнал видение прочь. Лучше об этом не думать, забыть их лица навсегда. Внезапно он увидел перед собой Сильви и Лео. Нет, это еще хуже! Опасно поддаваться слабости. Он может не выдержать и произнести их имена. Тело, измученное ударами, уколами, ожогами, начинает выходить из-под контроля. Скорей бы уж его расстреляли.