– Кто-кто? – переспросил Игнат.
– Будда, дурак! – Инга постучала пальцем по лбу.
Игнат не обиделся. Ну, разве что самую малость.
– Ладно, – сказал он, – Помпеи, Будда… это понятно. А вот скажи мне, – он прищурился, ища подходящую комбинацию. – Скажи мне что-нибудь о номере… номере… – его взгляд остановился на черном «опеле» с поцарапанными дверями, – 167!
Инга задумалась. По мере того, как она молчала и рассматривала поверхность стола, Игнат испытал растущее чувство удовлетворения. «Ага! Вот то-то! Так тебе! – думал он, с радостью наблюдая за ее замешательством. – А то, ишь ты, Сиддхартха нашлась!»
– 167 177, – внезапно до него донесся голос Инги.
– Чего-чего? – все еще торжествуя свою мелочную победку, насмешливо переспросил Игнат.
– 167 177 – номер пистолета, кажется, маузера, из которого расстреляли царскую семью.
– 014! – Сам от себя не ожидая такой прыти и злости, выпалил Игнат первое, что пришло в голову.
Он не собирался просто так сдаваться. И, кстати, еще ничего неизвестно насчет всей этой историко-архивной пыли в глаза. Дома он обязательно проверит и про Рим, и про Помпеи. И про Сиддхартху.
– Мне было четырнадцать лет, когда папе дали первую Госпремию, – с улыбкой, вставая, сказала Инга.
– Ага! Сдаешься! – глаза Игната сверкали. Что это еще за воспоминание детских лет!
– А я и не… – начала, было, Инга, но передумала и кивнула. – Сдаюсь! Пойду еще кофе возьму. Ты будешь?
Игнат отрицательно покачал головой. Эйфория отступала, и ему уже было стыдно за себя. К тому же все оказалось правдой, и про Будду, и про маузер. Игнат потом проверял.
– Приехали, Игнат Андреевич! – радостно сообщил Никита, перегнувшись через сидение.
«Чему радуешься?» – подумал Игнат, а вслух сказал:
– Спасибо, Никита, пойду я.
Он выбрался из машины и уставился на нависший над ним в сером небе зиккурат сталинской выделки.
«И молодая не узнает, какой танкиста был конец», – печально пропел его внутренний голос.
Очнувшись, Игнат крякнул, хмыкнул, запахнул пальто и направился в сторону мощных входных дверей, похожих на Вавилонские врата, по обе стороны которых, в числе прочих начищенных блестящих табличек красовалась и табличка с названием его компании «РестоРацио».
В то утро, когда машина возила Игната по городу, а он сам блуждал по коридорам своих воспоминаний, все в мире шло своим чередом. В старом московском дворе дворничихи-таджички равнодушно южанок кололи лед, из подвала мощным потоком неслась матерная ругань, грузчики, сопя и тоже поругиваясь, втаскивали в подъезд дома новый диван взамен изодранного котами старого, стоящего на попа тут же, во дворе среди сколотых льдин. Рядом с диваном крутилась Кочка, тревожно вынюхивая вражью вонь, пропитавшую линялую гобеленовую обивку. Прохожие спешили, спотыкаясь на скользких поворотах, хлопали двери автомобилей, гудели электрические провода, и вдруг где-то в глубине дворов вязко и гулко ударили церковные колокола.