Не глядя на Игната, он направился в соседнюю комнату. Обернулся на пороге.
– Да, кстати, забыл сказать, – он почесал нос. – Смерти нет. И не спрашивай, откуда я это знаю. Просто нет ее – и все. Вот такие дела…
Прозектор растворился за полиэтиленом, а Игнат некоторое время просидел с ручкой, застывшей на полпути от бланка, и только по прошествии некоторого времени смог перевести дух и опустить руку.
Прислушиваясь к звукам, доносящимся из соседней комнаты, он вернулся к формулярам о смерти и только приготовился писать, как вдруг что-то звякнуло, клацнуло и с грохотом посыпалось на пол.
– Вот… твою мать, – рявкнул в сердцах невидимый прозектор. – Черт бы тебя подрал!
Игнат втянул голову в плечи и заскрипел пером, вспоминая чужие отчества и знакомые адреса. Он как мог старательно оформлял заключение о смерти, которой, как ему только что доложили, не было.
По воскресеньям рано утром, когда все еще спали, Кир любил гулять. Даже в дождливую и сырую погоду он с удовольствием выбирался на любимые маршруты. У него было несколько так называемых кругов. Малый круг, большой, средний, круг хорошего настроения, круг меланхолий и печалей и еще торопливый кружок-топтыжка по соседним дворам. Зимой он предпочитал средний круг. Он выходил из дома и, если Кочка в это время крутилась где-то поблизости, она с радостью провожала его вверх до конца переулка. Там, у большой дороги, Кир строго прощался с ней, и умная собачка, покрутив хвостом, послушно ныряла в отверстие в старинной больничной ограде. А он спускался в направлении высотки, один за другим переходил широкие плацы перекрестков, оставлял справа подворотни, в которых, если верить киношникам, скрывались бандиты знаменитой «Черной кошки», церковную колоколенку и несколько разноцветных старомосковских домиков и перебирался по всегда ветреному Устьинскому мосту на другую сторону реки. Тихой и провинциальной улицей Кир брел к следующему мосту, заглядывая в окна жилых домов и рассматривая редких в этот час прохожих. Белокаменная громада гостиницы в конце улицы добавляла иностранного колорита типичным московским закоулкам. Черной вороной маячил перед входом никому не нужный ливрейный лакей, и парочка туристов хлопала глазами, с опаской и любопытством поглядывая в сторону россыпи православных куполов за кремлевской стеной.
Вновь пересекая реку, Кир рассматривал наш вариант Пизанской – Набатную башенку, заметно отклонившуюся от заложенной вертикали кремлевской стены, спускался к промерзшим гранитным парапетам набережной и шагал в сторону дома. Постепенно приближалась высотка, увеличиваясь в размерах и заполняя небо над головой. Кир обходил ее и, срезая путь знакомыми переулками, возвращался к себе во двор к караулящей его дворняжке. Он шел размеренным широким шагом, не быстро и не медленно, и в эти часы все тревожные и неспокойные мысли оставляли его. Возвращался Кир веселым и довольным. Настя, затевавшая обычно по воскресеньям большую стирку, или большую уборку, или большую готовку, с удовольствием встречала его в прихожей.