– Да говорю же, это не я! – Ответом на протест послужил лишь невеселый смешок. – Ну ладно, не верьте. Это ваше право. Но теперь мы оба замешаны, и надо что-то делать с трупом.
– Об этом я позабочусь без всякого труда. Но только если вы пойдете на сотрудничество со мной, причем во всем.
– Что вы имеете в виду?
– Вам известно, что я имею в виду. Операцию «Лютик». Она переходит к моей команде, а вашего искусствоведа мы забираем. Теперь говорите, кто он.
– Искусствовед? Я, потому-то я и здесь.
– Оч-чень хорошо, – в голосе Хиггинса прозвучали нотки одобрения. – Я и не думал, что вы умеете работать с таким шиком. Никому и в голову не придет уличить искусствоведа в столь профессиональном ударе.
– Не придет, потому что я тут ни при чем.
– Отличная легенда, придерживайтесь ее. Мне нужно сделать пару телефонных звонков. Этот телефон прослушивается?
– Наверняка прослушивается, раз в комплекс услуг входил убийца, дожидавшийся нашего прибытия.
– Тогда позвоню с улицы. Держите дверь на запоре, на звонки не отвечайте. Я вернусь ровно в пять минут пополуночи. Отоприте дверь в четыре минуты первого, и мы сразу войдем. Давайте сверим часы.
Набитый до отказа бар сделал последующие часы вполне сносными. Как только агент ЦРУ удалился и сердцебиение Тони более-менее вернулось к норме, абсурдность ситуации начала давать себя знать. Один, в незнакомом городе, в чужой стране, с остывающим трупом на руках. В душе зародились недобрые предчувствия, впереди замаячила перспектива тюремного заключения, а дурная репутация мексиканских тюрем известна всему свету. Коридорный подкуплен, но надолго ли? Пульс Тони снова зачастил, но уже не от волнения, а от страха, а на лбу и затылке крупными каплями выступила испарина, несмотря на кондиционер. Вот так Тони и сидел один на один с новоиспеченным трупом, с ужасом дожидаясь стука в дверь, когда взгляд его упал на бар, задержавшись на миг, и тут же вернулся обратно. Глоточек спиртного, да, глоточек спиртного решительно не помешает. В баре обнаружился великолепный выбор большинства дистиллированных биологических ядов, известных человеку, разлитых в холодные, многообразные, утешительные бутылки. Текилы? Нет, Мексика и без того чересчур близко. Значит, шотландское – утешительный солодовый напиток зеленых холмов, в каждом глотке несущий память о торфяниках, вереске и килтах, щедрой рукой излитый на кубики льда и жадно испитый, будто после многодневных блужданий по безводной пустыне. За первой порцией последовала вторая, и по мере падения уровня душистой жидкости в бутылке дух Тони в равной степени воспарял. Подобным образом часы, оставшиеся до момента отпирания дверей, пролетели совсем незаметно. Немного повозившись с ключом и засовом, Тони все-таки сумел отпереть ее, и не более тридцати секунд спустя порог переступил Хиггинсон в сопровождении человека в белой форме, толкавшего перед собой инвалидное кресло, где сидел третий, одетый в черные перчатки, толстое пальто с воротником, поднятым для защиты от ночной прохлады, и шарфом, намотанным на шею, в темных очках и широкополой шляпе. О нем самом можно было сказать лишь одно – что он очень стар, если судить по жидким седым волосам, рассыпавшимся по воротнику.