— Ты говорил о ней конунгу?
— Я говорю о ней тебе.
— Тогда очень прошу доставить ее ко мне для беседы, воевода.
— В сенях ждет, — произнес Перемысл, вставая. — Я пошел, дело сделано. Жди, боярин, сейчас приведут.
Откланялся и вышел, и почти тотчас же ввели Инегельду, с головой укрытую, легким покрывалом. Сопровождавшие ее сразу удалились, без всяких слов оставив девушку у порога. Хальвард делал вид, что по горло занят, рассматривая первый попавшийся свиток и бросая поверх него короткие взгляды. Девушка стояла там, где ее оставили, не шевелясь и, кажется, не, дыша. «Раба? — подумал боярин. — Если нет, то тебя неплохо подготовили ее изображать».
— Сними покрывало.
Инегельда перебросила покрывало за голову, на плечи, и в покоях как будто стало светлее от теплой волны ее золотых волос. Этого Хальвард не ожидал и, опустив свиток, теперь разглядывал ее уже в упор. Она продолжала стоять совершенно неподвижно, ни разу не подняв на него глаз.
— Имя?
— Инегельда.
— Я спрашиваю о полном имени. Твоем и твоего рода.
— Рабыни не имеют рода, господин.
«Если ты и вправду рабыня, то готовили тебя в наложницы», — продолжал размышлять Хальвард. И спросил:
— Откуда ты?
— Из земли пруссов. Отдали в рабство за долги отца. Вот и все, что я о себе знаю.
— Имя твоего хозяина?
— Последнего звали Эвальд.
«Эвальд — „законный господин“, — перевел с древнегерманского Хальвард. — Может и не быть личным именем».
И спросил:
— А первого? Второго, пятого? Назови всех.
— Было только двое. Первого не знаю, была слишком мала. У Эвальда прожила десять лет.
— Тебя учили?
— Танцам, пению, языкам, хорошему обхождению.
— Какие языки знаешь, кроме древнегерманского?
— Славянский. Няня была славянкой. Ее имя — Смирена.
— Эвальд продал тебя купцам?
— Нет, господин. Его усадьбу захватили балтийские даны. Была битва. Многих убили, а меня не тронули и вскоре продали двинским купцам.
— Оставив девственницей?
— Я невинна, господин, — тихо сказала Инегельда. — Невинность стоит во много раз дороже.
— И это подсчитали датские викинги? — усмехнулся Хальвард. — Ложь труднее правды: ее приходится запоминать.
Он сказал наугад, но по тому, как чуть дрогнули длинные ресницы, понял, что попал в цель. Размышляя, походил по комнате. Инегельда по-прежнему стояла не шевелясь, скромно потупив глаза.
— Сядь.
Она послушно села на край скамьи, положив руки на плотно сжатые колени. Хальвард оценил положение рук, посадку и в особенности прямую спину девушки: в этом проглядывала порода, этому невозможно было обучить. Не только сама Инегельда — все ее бабки и прабабки сидели именно так, как сидела она, не сутулясь и не напрягаясь.