Мое сердце остановилось,
Мое сердце замерло.
Мое сердце остановилось,
Мое сердце замерло.
И мое сердце astalavista,
Мое сердце замерло.
И мое сердце остановилось,
Мое сердце замерло.
— Дай бог, чтоб не последняя!
— За знакомство!
Дзин-н-нь!
— Хорошо пошла.
— А кем трудишься, Юрик?
— Кондиционерами торгуем.
— А прикинут ты ничего. Наверно, платят хорошо?
— Не жалуюсь!
— И, небось, холостяк, сам своему кошельку хозяин?
Если бы Кудрявцев сейчас заявил, что женат (кольца на соответствующем пальце нет), урки с разработкой клиента поторопились бы.
— Много баб, это больше чем одна, законная, — прикинулся майор заправским ловеласом.
— Мы вот переселимся, тоже работу искать надо, у вас мест нету?!
— Поищем, для хороших людей.
Кудрявцеву было ясно, как дважды два, что не пройдет и пяти минут, как урки начнут к торговцу кондиционерами напрашиваться в гости с прицелом на ночевку. В динамиках пришла очередь Алсу:
Кто это выдумал, где это видано,
Чтоб полюбить, мне еще надо вырасти,
А пока и думать рано о любви своей.
Как в этом городе жить в этом холоде?
Ну, почему до сих пор не приходишь ты,
Я тебе ключи оставлю от своих дверей.
— Урод! — Клепа затушил окурок о морду приклеенного между солонкой и перечницей тиранозаврика.
Завоняло химией, и Кудрявцев наконец вспомнил телефон Виктора Сунчелеева.
Иногда я жду тебя, как звезда веду тебя
И тогда мне кажется, что плывут облака подо мной.
Иногда зову тебя, иногда пою тебя,
Знаешь, я ищу тебя, ищу уже давно.
* * *
Капитан «Маршала Гречина» и первый помощник курили на мостике. Ветерок игриво мыкался без конкретной цели и доносил то терпкий аромат скошенной травы, то болотную вонь, умноженную на писк комаров. Стены камышей мерно раскачивались из стороны в сторону и калейдоскопно переливались с буро-зеленого до зелено-серебристого. Маршалогречевцы от матросов до капитанов ходили в Кижи не меньше чем раз в неделю, и никого из них побродить по обросшему кольцом камышей и понурых ив острову, разумеется, не тянуло.
— Не люблю такие рейсы, — сказал подтянуто застегнутый на все пуговицы капитан. — Сжигаешь лишние нервные клетки, постоянно ожидая пассажирских безобразий.
— Нынче нет уж таких безобразий, чай, не девяностые, — с ностальгической ноткой протянул красноносый помощник, — прошли те времена. — Помощник глубоко затянулся сигаретой. — Помнишь рейс в девяносто третьем, когда возили сюда «Рекламу-Шанс»? Как чуть не перевернулись, как думали, что моторист надрался и за борт брыкнулся, а он в следующем рейсе вдруг объявляется…
— Забудешь такое. — Капитан нервно растер окурок по пепельнице.