— Пусть выскажутся товарищи.
Слово взял Кауров. В свое время, как помнит читатель, он нс был уверен; надо ли Вахтанга устранить из комитета? Согласившись, однако, с аргументами Кобы, Алеша теперь убежденно их изложил. Да, мы будем защищать наше решение о Вахтанге. Складывается новая партия пролетариата. Боевая. Централизованная. Дисциплинированная. Подчиняющая себя глубокой конспирации. В комитеты такой партии могут войти лишь профессионалы революционеры, последовательно твердые большевики. И Алексей дословно повторил изречение Кобы:
— Легальный человек в комитетеэто все равно что открытая настежь дверь из квартиры на улицу.
Папаша склонил голову набок, почесал под бородой шею.
— Сдается мне, — заговорил он, — это схоластика, товарищ Вано.
Тут, кстати, заметим, что Кауров, не желавший зваться Того, выбрал себе непритязательную кличку Вано, что соответствовало русскому «Ваня», «Иван».
— У тебя, продолжал бородач, получается так: легальный человек — какое-то окаменевшее понятие. Легальный, а ведет нелегальную работу. Почему это должно на него бросать тень? Ты говоришь: примиренец. Это не совсем так. Я с ним беседовал. В совместном деле он, думаю, совсем перейдет па нашу сторону. Зачем его отталкивать?
В нашем повествовании уже мельком сообщалось, что моральный авторитет этого размышляющего сейчас вслух тифлисца, ушедшего от народничества к революционным марксистам, одного из зачинателей социал-демократических организаций в Грузии, далее безоговорочно заявившего себя большевиком, последователем Ленина, был непререкаем. Все знали: в вопросах, что составляют жизнь партии а другой он не имел, даже семьей не обзавелся, — Папаша отбрасывает личные привязанности или иные непринципиальные соображения, судит по совести.
Он сделал еще несколько замечаний насчет только что выслушанной речи, сказал с улыбкой и об ее молодой пылкости. Затем опять повернулся к рябенькому члену комитета:
— Товарищ Коба, твое мнение?
Кауров ожидал, что его старший товарищ, умевший убедительно отстаивать свою правоту, развернет сейчас ряд доказательств в подкрепление их общей позиции.
Но Коба преспокойно выговорил:
— Я не возражаю. Пусть Вахтанг останется членом комитета.
Кауров был ошеломлен. Слегка румянившиеся его щеки вдруг густо покраснели. В ушах зашумело от прилившей крови. Смятение помешало ему что-либо сказать. Он лишь воззрился на Кобу, который с еле приметной усмешкой выдержал негодующий взгляд. Дальнейшего обсуждения Кауров почти не слышал, не мог сосредоточиться.
Вскоре стали поодиночке расходиться. Ушел и Папаша. В комнате остались только двое — Алексей и Коба. Наконец-то можно дать себе волю.