Капитанов смотрел на меня все ласковее, все одобрительнее. Интересно, какой у него самого вывих?
Лишь бы не склонность к членовредительству.
— Вам заварки побольше, поменьше?
— Все равно.
— В нашем климате чай — спасение. Берите стакан, вот сахар, прошу. Не стесняйтесь!
— Спасибо, спасибо!
От неприязни ко мне, изгадившей нашу первую встречу, не осталось и следа. Он ухаживал за мной, как за желанным, дорогим гостем.
— Не торопитесь, горячо. Осторожнее, Виктор Андреевич, обожжетесь!
Сам он пил кипяток большими глотками, как квас.
После каждого глотка шумно и глубоко выдыхал.
В благолепном молчании, обмениваясь улыбками искренней приязни, мы чаевничали.
— Эх, хорошо! Вот уж истинно хорошо! — говорил он.
— Великий напиток! — вторил я. — Великий!
— Живая вода. Истинное слово, живая вода!
— Кофе там, какао — это Запад. А мы — чаевники, Никуда не денешься. Азия.
— Верно. Так уж верно, Виктор Андреевич.
В комнату заглянула Шурочка.
— Тебе чего, милая?
— Мне ждать, Владимир Захарович?
— Иди к себе, Шурочка. Понадобишься — позовем.
Я правильно говорю, Виктор Андреевич?
— Конечно.
«Сколько еще он собирается ломать комедию?» — подумал я. Капитанов точно услышал мой немой призыв.
— Ну-с, — он отодвинул стакан, всем своим видом показывая, как ему неприятно переходить к делам, как скучно. — Не хочется вас огорчать, Виктор Андреевич, а немножко придется. Есть одна маленькая неприятность.
Я в изумлении вскинул брови.
— Впрочем, пустяк. Женская экзальтированность, и все такое. Я думаю, ничего серьезного. Шацкая Елизавета Марковна. Впрочем, очень уважаемый на предприятии человек, заслуженный работник.
— А что с ней? — встрепенулся я, в свою очередь с неохотой выпуская стакан из рук. — Не захворала ли?
— Здорова, вполне здорова. Не волнуйтесь… Но вот она говорит шантажировали вы ее. Чуть ли не судом пугали. То есть прямо-таки в тюрьму грозили упечь принародно. Как же так, дорогой Виктор Андреевич? Я-то, конечно, не верю, но она собирается с жалобой идти по инстанциям. Такая петрушка.
— Елизавета Марковна?
— Увы… Женщина. Привыкла все на свой аршин мерить. Я ее утешаю, говорю, может, еще обойдется, не посадят в узилище, а она в слезы. Очень вы запугали ее, Виктор Андреевич. Очень.
Я взглянул внимательно в богатырские глаза Капитанова и увидел, что роль дается ему с трудом.
Может, первый раз в жизни пришлось ему играть такую роль. Он был удивительно сейчас похож на чистопородного скакового коня, которому пришлось потрудиться на уборке территории. Изо всех сил сохраняя достоинство, он гордо похрапывает, бьет копытами, но липкий пот унижения струится по его морде.