Я угостил Геннадия Ивановича московской сигаретой. Прежде чем задымить, он бережно повертел ее в пальцах, понюхал:
— Ява. У нас такие же продают, только местного изготовления. Не то, конечно. Федот, да не тот… Слушаю вас, товарищ…
— Виктор.
— Слушаю, Виктор. Весь, как говорится, внимание.
Его глаза желто светились под цвет усов, алые свежие молодые губы приоткрылись в легкой усмешке.
Ни любопытства, ни беспокойства — вежливый привет.
— Я, скорее всего, зря у вас отнимаю время, Геннадий Иванович. Уж тогда простите.
— Давай, Витя, давай, не тушуйся. Ты из Москвы, что ли?
— Ага.
— Значит, по прибору опять.
— С вами что же, уже беседовали?
— Со мной — нет. Не клеится там у вас чего-то?
— Трудно понять, Геннадий Иванович. Прибор вылизали до последнего волосика и ничего не нашли. И в том узле, который вы поставляете, ничего не нашли.
Но подозрение на него падает. Как хотите, а на него.
— Подозрение?
— Подозрение, Геннадий Иванович. Какой-то параметр не выдерживается.
— Параметр?
— Скорее всего.
Иванов насупился.
— Так это тебе к начальству надо обратиться, Виктор. К Капитанову лучше всего.
— Обращался. И не я один.
— Да-а. Прямо не знаю, что сказать. Если, к примеру, меня имеешь в виду, так я все по чертежу делаю. Пойдем, проверишь.
— А станок?
— Станок — первый сорт. Я и не мечтал на таком работать. На станок и грешить нечего. Подходящий станок, побольше бы таких. А он один у нас и есть.
Мне доверили, потому что другие боятся. Дорогая, скажу тебе, штука. Правда, я слыхал, теперь и наши начали делать. Но я не видел, врать не стану. А этот станок — экстра-класса. Лучший в мире. Финны, правда, я слыхал, еще лучше делают. Да куда уж лучше!
Сам увидишь.
— Ничего я не увижу, Геннадий Иванович. И вообще, дело мое швах.
— Чего так? Обидел кто?
В его вопросе не было подвоха, я понимал. Честный, простодушный человек со мной разговаривал.
Спроси я у него сейчас тридцатку взаймы — помнется, поднатужится — и даст. А я обман держал в кармане, как кастет.
— Вы давно здесь работаете, Геннадий Иванович?
— Давно, Витя. С самого начала. До войны пришел.
— Воевали?
— А как же. Все воевали, кто мог.
Он докурил сигарету до фильтра и с младенческим любопытством следил, как сизым дымком тлеет вата.
— Значит, когда Никорука назначили директором, вы уже здесь работали?
— Федор Николаевич ко мне советоваться приходил. Да. Уж поверь. Было время. Это теперь он далеко, аж на шестом этаже. А было время советовался.
Так-то.
Нехотя сделал я следующий шажок:
— Что же, так он сильно изменился?
Иванов поглядел на меня пристальнее, что-то хотел, видимо, разглядеть, только мои жалюзи наглухо закрыты, и замок на них пудовый. Вот это и не понравилось старику.