С утра до вечера вывозили немцы на большой машине покойников из лагеря.
Васю пленные берегли. Уж столько, видно, заложено в человеке доброго чувства к детям, что не иссякает оно даже в самую лютую годину.
Через несколько дней после прибытия колонны Васе дали место на верхних нарах. Потом незнакомый человек бросил ему кусок фуфайки обернуть ноги. Другой дал пару портянок. Вася выстирал их под умывальником, и они заменили ему полотенце.
Третий заключенный, печальный и полуживой, молча поставил на Васину полку березовые колодки. Во многих немецких лагерях вырезали такие колодки из дерева и носили вместо обуви.
По молодости лет Вася не задумался над тем, где теперь тот, кто искусно сделал их из простого полена, где прежние хозяева, живыми ногами отполировавшие дерево до блеска. Вася искренно обрадовался подарку. Но ходить в колодках он не умел. До крови растирал ноги. На правой ступне у парнишки образовалась рана. Она не заживала, загноилась.
Васин сосед - человек лет сорока с простым русским лицом и сединой на висках - осмотрел ногу, посоветовал:
- Промой. Завяжи чистой тряпкой. Береги от грязи.
Вася послушался. Израсходовал одну портянку на бинты. Рана стала затягиваться.
Через несколько дней он спросил лекаря:
- Вы доктор?
Тот лежал на боку и, подложив под щеку ладонь. Думал о чем-то невеселом.
- Ветеринар, - сказал он.
- Зачем они нас здесь держат? - спросил Вася.
- Освобождают жизненное пространство.
Вася не понял. Но после этого разговора частенько перелезал к соседу на нары, рассказывал о том, как немцы забрали его в комендатуру, как бил его в полевой жандармерии офицер, как падали по дороге люди, когда немцы гнали колонну в концлагерь.
Заложив руки за голову, сосед слушал. Какие превратности войны привели его в концентрационный лагерь, Вася не решался спросить. Но по тому, как пленный молча переносил тычки, мучительные стояния во время утреннего счета и смертные муки голода, Вася понял, что это сильный человек. Одно только и узнал парнишка - фамилию соседа. Философенко Афанасий. Из Одессы. До войны работал ветеринаром.
Философенко мало говорил о себе, предпочитал слушать других. Но был внимателен не только к Васе.
Вот ослабел и отчаялся еще один заключенный. По утрам не встает. За пищей не ходит. Того и гляди унесут его в ревир - лазарет, откуда никто не возвращался.
Философенко выбирал минуту, когда надзирателя не было близко, подсаживался к больному:
- Жена есть?
- Есть.
- И дети?
- Двое.
- Держись! Держись, дорогой. Осталось немного. Если наши проходят в день всего три километра, и то в июне-июле будут здесь. Понял? Немцы того и хотят, чтоб мы раскисли и подохли в этих блоках-гробах. А тебя дома жена, дети ждут. Держись!