И ободряющие слова порой помогали человеку. Загорался огонек надежды. Несколько дней обед приносили товарищи. Потом человек заставлял себя встать, жить, бороться.
Таким и остался в Васиной памяти лагерь.
Нары. Люди-скелеты.
Трупы.
А еще - повредившиеся умом. Против Васи, по ту сторону прохода, неделями безучастно лежал на голых досках парень лет двадцати восьми, помешавшийся после пыток. А в углу неподвижно стоял на цементном полу одесский бухгалтер с атрофировавшейся памятью. На его глазах фашисты убили жену и детей.
Высокий, лысый, с мертвым лицом, он, как столб, возвышался в полумраке блока над заключенными. Временами в нем просыпалась какая-то мысль. Он вздрагивал, с тревожным недоумением озирался по сторонам, как бы предвидя опасность, но не зная, откуда она придет. Потом опять застывал, замирал, как статуя.
И удивительно! Умирали более сильные. Умирали те, кого немцы пригоняли на их место. А бухгалтер, затолканный, забитый прикладами, неспособный защитить даже то малое, что полагалось ему в этом аду, стоял и стоял над всеми...
14
В июле, ночью, сквозь лай сторожевых собак донесся долгожданный грохот приближавшегося фронта. Пленные проснулись, слушали. И думали о том, как придет освобождение. Кто из них дождется его?
Днем над лагерем часто пролетали советские самолеты. На глазах у заключенных разыгрывались воздушные бои.
Гитлеровцы нервничали. Рейх, захвативший было всю Европу, теперь сжимался и опадал, как проколотый мяч. Однако германская армия цеплялась за каждый рубеж. Все ценное немцы увозили на запад. Все остальное взрывали, жгли, оставляя русским "выжженную пустыню".
Не были забыты и концентрационные лагеря. Именно в эти дни великого наступления Советской Армии особенно густо дымили зловещие печи Майданека, Освенцима, Треблинки и других страшных фабрик смерти. День и ночь шли массовые расстрелы заключенных там, где таких печей не было. Колонну за колонной уводили немцы из лагеря, в котором находился Вася. В те дни там навеки оборвался след тысяч и тысяч советских людей.
Заключенные понимали обстановку. Глаза у многих лихорадочно горели. Философенко по-прежнему молча лежал на нарах, заложив руки за голову. Но был он весь как-то собран, готов к бою за жизнь.
И вот однажды построили заключенных Васиного блока. Полный, холеный немец в гражданской одежде и золотых очках, сопровождаемый лагерными офицерами, пошел вдоль строя, тыча пальцем в грудь заключенным:
- Ты... ты... ты...
Дошла очередь до Васи. Немец равнодушно ткнул пальцем и в него:
- Ты.
На остальных махнул рукой: можно убрать.