Они въехали в свой дом через две недели после того, как покинули Мотком. Все формальности удалось уладить без проблем – поверенный лорда Генри справился с этим делом сам, и в третий понедельник сентября Джон получил ключи. Зажав их в кулаке, он думал: мне пятьдесят пять лет, и я впервые держу в руке ключи от своего дома. Что ж, лучше поздно, чем никогда. Выйдя из конторы агента по недвижимости, он рассмеялся: ему все еще не верилось, что это происходит именно с ним, а не с кем-то другим.
Франческа впервые увидела дом только в момент переезда. Джон хотел сделать ей сюрприз да и, честно говоря, опасался, как бы что-нибудь не сорвалось. На договоре о покупке дома стояло ее имя – но она подмахнула его не глядя, не вникая в смысл бумаги.
С тех пор, как они уехали из Моткома, она таяла буквально на глазах, и Джон глубоко переживал за нее. Ей стоило неимоверных усилий вставать по утрам с постели, и целый день она ждала наступления темноты, когда можно будет заснуть тяжелым, беспокойным сном. Днем она пребывала в прострации, чувствовала себя каким-то ходячим трупом. Джон все надежды возлагал на их домик. Отец Анжело говорил ему, что Франческа обладает сильной волей к жизни, да он и сам чувствовал, что, несмотря на нынешнюю слабость, в ней таится стремление бороться с обстоятельствами и ударами судьбы. И вот ей представляется шанс обрести смысл жизни, увидеть свет в конце туннеля. Перед ней открывается будущее. Оставалось молить Бога, чтобы она воспользовалась этой возможностью.
Даже в самое утро переезда он ничего не сказал ей. Он как ребенок предвкушал удовольствие от своего сюрприза. Вернувшись из конторы по продаже недвижимости, он взял Франческу за руку и усадил в машину.
– Хочу тебе кое-что показать, – сказал он, закрывая дверцу. – Кое-что важное.
Он включил зажигание, а Франческа с удивлением смотрела на его горевшее радостью лицо. Ей стало любопытно; он вел себя так необычно, что она заулыбалась, слушая, как Джон напевает что-то себе под нос без всякого ладу. Его веселье заразило ее.
Джон выбрал кружной путь и повез ее сначала по скоростному шоссе Джесмонда мимо веселеньких викторианских особнячков, мимо крикетной площадки, потом по авеню Марстон и наконец вырулил к дороге, которая вела через зеленый массив парка.
Стоял погожий денек бабьего лета, дувший с северо-востока легкий ветерок раскачивал ветви деревьев, и они бросали на дорогу неверные тени. Когда машина подъехала к дому, прозрачный осенний свет высветил пламеневшие на сером розы.
– Нам сюда, – сказал он, притормаживая у бордюрного камня возле дома. И, указывая на него глазами, добавил: – Вот это я и хотел тебе показать.