Первую минуту вам кажется, что вы не туда попали. За правой дверью чьи-то руки, которые, по-видимому, ничем не брезгуют, давят, рвут и колотят Шопена. За левой дверью более благозвучно, но не менее громко стучит швейная машинка. А прямо, за стеной, неистовый детский рев. И все эти звуки веселья, труда и страдания, сливаясь вместе, кружатся, кидаются, отражаются от потолка, от стен, с грохотом падают вам на голову и снова отскакивают.
Горничная, отворившая двери, таращит глаза на вашу гудящую голову и молчит. Она, по-видимому, уже давно одурела.
— Комнату... Комнату... — лепечете вы.
Но она ничего не может расслышать, и вы, за-стенчиво улыбаясь, уходите.
"Роскошная комната, без стола и с".
Какое смелое сокращение!
— У вас сдается роскошная комната?
— У нас. Вам без стола или с?
— С.
— Пожалуйте. Ход через ванну, но это вас стеснить не может, — я очень редко моюсь (здесь голос хозяйки звучит гордо). А в случае чего, можете отвернуться либо завесить чем.
"Комната с роскошным комфортом".
— Позвольте, да ведь она совсем пустая, эта клетушка!
— Как пустая? — негодует хозяйка. — А комод? Комод у вас ни во что?
— Да, разумеется, комод... это — великолепная вещь, комод, — лепечете вы. — Но, ведь, вы о комфорте...
— Не понимаю, чего вам еще нужно! Конечно, здесь еще не все в порядке. На комод постелется вязаная салфетка, и комната совершенно изменит вид.
— Да, но комфорт...
— А комод?
— Так ведь комфорт...
— Так ведь комод!
"Комната с садом".
— Вот так чудеса! В Петербурге — и вдруг собственный сад! Покажите, где же у вас этот сад?
Хозяйка молча указывает в окно.
— Да ведь это же Таврический сад!
— А почему бы ему и не быть Таврическим?
— Да ведь Таврический сад не вам же принадлежит!
— Разумеется, не мне. Какие от нонешних жильцов странные претензии пошли!
"Уютная комната у одинокой".
— У вас, стало быть, других жильцов нет?
— Боже упаси! — восклицает одинокая почти в ужасе. — Никого! Одна, как перст.
Вы смотрите на ее корявый указательный палец, поднятый как олицетворение одиночества, и решаете снять комнату.
На другой же день, с трех часов дня, за стеной начинают раздаваться тихие вздохи, которые вскоре переходят в храп, продолжающийся часов до десяти вечера. Сначала вы стараетесь не обращать на него внимания и заниматься своим делом, но, за что бы вы ни принялись, этот мерный аккомпанемент налагает на все свой отпечаток. Книга не захватывает, перо не слушается, и, как бы вы ни напрягали свое воображение, оно нет-нет да и представит вам уютную, мягкую подушку и теплое одеяло, в которое если завернуться как следует, так все на свете покажется пустяками.