Кукла на качелях (Дубинянская) - страница 15

Фантасмагория-8

Его глаза... Я совсем забыла его глаза - а они небольшие, карие, глубоко посаженные, такие мягко-бархатные... А впрочем, у него глаза грустной собаки. У него уже совсем обрюзгшее лицо, мягкие белые щеки, даже почти двойной подбородок. И белый воротничок из-под ворсисто-серого дорогого пиджака. И тяжелая, неспортивная фигура, и чересчур ухоженные руки с ногтями, покрытыми бесцветным лаком... И брюки, легким изломом ложащиеся на поблескивающие модельные туфли. Я оглядываю тебя с ног до головы, и я вижу тебя насквозь, Дэн д'Аржантайль. Я вижу тебя такого, какой ты есть - ни на грамм не стройнее, ни на секунду не моложе, ни на взгляд не обаятельнее. Я - отдельна от тебя, и я свободна. Я могу долго, неподвижно, целую вечность смотреть в твои бархатные собачьи глаза, чужие, не имеющие надо мной власти... Его пальцы сплетаются, расплетаются, скручиваются жгутом - они всегда были такими подвижными и такими нежными, его белые ухоженные пальцы. Ему трудно, мучительно трудно заговорить со мной - и, наверное, поэтому я не ухожу, я жду, пока он соберется с силами, мне его просто по-человечески жаль. Я имею право на жалость, я - сильная, я - свободная. И он говорит: - Я знаю, ты можешь просто отказаться меня слушать, ты можешь уйти, и это будет уже навсегда. То, что произошло между нами - страшно. Мне понадобилось три года, чтобы понять, насколько это страшно - но лучше три года, чем целая жизнь. Я не знаю, как ты прожила эти три года. Наверное, я заставил тебя страдать, наверное, я разрушил какую-то часть твоего светлого, прекрасного мира, и ты перестроила его заново, ты возненавидела или даже забыла меня. Я не пытаюсь оправдаться. Я хочу, чтобы ты поняла: даже если я пытаюсь вернуть невозможное, я делаю это не ради себя самого и, может быть, не ради тебя. Ты знаешь, я общаюсь с очень многими людьми и по работе, и по своей натуре - и нигде, никогда, ни у кого я не встречал такого союза, как тот, что соединял когда-то нас. Мы убили его... хорошо, я убил, но и ты дала ему погибнуть. Это страшно, понимаешь? Не только для нас, страшно вообще. И я, конечно, отвечаю ему: - Ты всегда умел красиво говорить, Дэн. У твоих слов только один недостаток - я им не верю. Может быть, я поверила бы тебе, если бы ты банально сказал, что любишь меня - и мне было бы только хуже, если бы я этому поверила. А оказывать нашим союзом услугу человечеству - заманчиво, конечно, но я уже не играю в эти игры. Наверное, то, что я говорю слишком, извини меня, Дэн, но ты опоздал. Он смотрит на меня, он покусывает губы, он ждет - ведь я же молчу, я не могу заставить себя сказать ему все это. Я знаю, что должна произнести именно эти слова - единственно правильные, единственно достойные. Этот человек, он же ничего не значит для меня... Я делаю шаг вперед, и еще один, я кладу руки ему на плечи, я долго, целую секунду смотрю в его глаза, а потом прячу лицо на его груди.