Мэри послушно побежала выполнять ее указание. Она шарила в шкафах с бельем, как вдруг услышала голос Вэла. Он казался слабым, но веселым:
– Откуда, черт возьми, эта вонь?
Голос Мари звучал спокойно и ласково:
– Эта вонь идет от вас, месье Сен-Бревэн.
– Кто это? Уберите эту тряпку с моих глаз. Мари, это ты?
– Я.
– Я что, в твоем доме? Как это случилось? Ничего не помню.
– У тебя была лихорадка. Но теперь ты здоров.
– Помоги мне встать. Мне необходимо принять ванну. И поесть, я просто умираю от голода.
Мэри вытряхивала ящики с бельем, в отчаянии пытаясь отыскать какое-нибудь тряпье. Итак, он пришел в сознание. Ей было необходимо увидеть его.
Она услышала смех Мари:
– Вэл, раздетый, в моей постели! Куда же ты торопишься? Ведь ты мечтал об этом так давно!
Услышав смех Вэла, Мэри похолодела. В этом смехе слышалась любовь.
– Ничего-то ты не понимаешь, – сказал он. – Мне нужно встать. И смыть с себя эту гадость. И поторопиться на свой пароход. – Теперь его голос звучал серьезно. – Мне нужно ехать, Мари. Нужно… – Поколебавшись, он добавил: – Я еду жениться на своей чарлстонской красавице.
Мэри согнулась от боли. На цыпочках она вышла из кухни на омытые дождем ступени крыльца.
Темное небо низко нависло над головой, было почти ничего не видно. Мэри не могла определить время суток, потому что на углу улицы стоял огромный бочонок с пылающей смолой. Огонь освещал узкое пространство вокруг бочки, в то время как клубы густого черного дыма делали все остальное совершенно невидимым. Бочки стояли на каждом углу. Все время, хотя без четких интервалов, палили пушки, глухие выстрелы свинцовой тяжестью отдавались в истерзанном сердце Мэри.
Она брела вслепую по пустынным темным улицам, задыхаясь от дыма и затыкая уши, чтобы не слышать оглушающей пальбы пушек, брела, пока чуть не упала, споткнувшись обо что-то в темноте. Тогда, чтобы не потерять дороги в сплошной пелене дыма, она стала держаться рукой за стены темных домов. Она плакала. Плакала от едкого дыма, а может, от сжигающей ее душу боли. О причине своих слез она не думала.
На следующем углу Мэри услышала скрип несмазанных колес и остановилась. Вытерев глаза запачканными в саже руками, она попыталась разглядеть сквозь пары дыма, чей это экипаж. Тем временем дождь усилился – он слепил не хуже дыма. Мэри удалось разглядеть тележку, лишь когда она едва не столкнулась с ней. Это была старая деревянная повозка, доверху нагруженная ужасающей грудой распухших, разлагающихся трупов. Безжизненные конечности свешивались через края повозки, раскачиваясь от толчков. Они казались символами самой смерти.