Мэри рухнула на землю и закрыла глаза. Юбки ее тут же промокли. Она слышала собственное судорожное дыхание, слышала, как от ужаса стучат ее зубы. Повозка проследовала дальше. Возница кричал уже в следующем квартале:
– Выносите мертвых!
И дальше, квартал за кварталом, голос его звучал все глуше и глуше, пока наконец не остались лишь пушечная пальба и стук дождя о кирпичи тротуара.
Вскочив на ноги, Мэри побежала. Порой она падала, поскользнувшись в глубоком месиве грязи, ползла на четвереньках, пока не добиралась до следующего тротуара, поднималась на ноги и бежала дальше. Бочки горящей смолы казались ей маяками, хотя дым мучительно слепил глаза.
Когда она, вся почерневшая, наконец добралась до двери дома Сазераков, руки и ноги отказывались ей повиноваться. Крича, она забарабанила в дверь. Ей открыл Жак.
– Жак, Жак, прошу тебя, ради Бога, впусти меня! Это я, Мэри Макалистер.
Держа в одной руке фонарь, а в другой пистолет, высоченный дворецкий, согнувшись, вглядывался сквозь узкую щель в полные отчаяния глаза Мэри.
– Господи Боже мой, – выдохнул он наконец, – а я считал вас уже мертвой. – Положив фонарь и пистолет на пол, он распахнул дверь настежь. – Входите же, дитя мое. Вы у себя дома.
Мэри пыталась укрыться от мучивших ее кошмаров в стенах дома. Чтобы забыться сном, она даже прибегла к опиумной настойке бабушки. Но яркие видения, посещавшие ее в эти моменты, пугали больше, чем реальность. А при пробуждении к этим снам присоединялась боль воспоминания о Вальмоне.
«Займись делом, – сказала она себе в конце концов, – необходимо чем-нибудь заняться». Она обнаружила письмо, которое ей принес Жак. Его прислал доктор Бриссак во время ее отсутствия.
«Нам необходима ваша помощь, если у вас достаточно мужества, – писал он. – Нужно ухаживать за больными, а у нас не хватает рук. Помогите нам».
Замотав плечи и голову шалью, Мэри вышла навстречу сплошной пелене дождя и дыма. Жак перекрестил ее вслед.
Из всего, что ей довелось видеть до сих пор, больница оказалась самым кошмарным зрелищем. Все койки были заняты, люди лежали и на матрасах, и просто на полу, между кроватями, и в коридорах. Ступени приемного покоя, сам приемный покой, все углы были заполнены больными и умирающими. В воздухе стоял запах крови, рвоты и смерти.
Прибинтовав смоченный в уксусе тампон под носом, Мэри выносила горшки и грязное белье. Она помогала обтирать и переворачивать больных, заворачивать в саван покойников. За больными ухаживали сестры из монастыря урсулинок.
Хотя они никогда не жаловались на усталость, круги под их глазами и изможденные лица говорили сами за себя.