Убойным доказательством вины Гордеева стали отпечатки его пальцев на оружии, из которого убили Нганга Миери. Самое смешное, на снайперской винтовке их не должно было быть. Во-первых, с ней занимался Форман, а во-вторых, перед акцией коллега Стаса-Алана тщательно обработал поверхность «снайперки» растворителем, после чего работал только в перчатках. Ну, а в-третьих, никто не брал у Станислава отпечатки его пальцев, с которыми можно было сравнить следы на оружии. Однако в прокурорской папке оказался акт экспертизы, в котором черным по белому утверждалось обратное: на снайперской винтовке есть отпечатки пальцев подозреваемого Антуана Пэре.
Подобного беспредела Гордеев не ожидал. Он хотел было искренне возмутиться, однако вспомнил, что, согласно сценарию, должен смириться со своей незавидной долей и признаться в соучастии в подготовке и проведении покушения на премьер-министра. Тянуть время особого смысла не было. Тем более что формулировка «соучастие в покушении», а не именно само убийство Миери, на сегодняшний день его относительно устраивало, так как давало надежду на то, что смертный приговор не есть обязательный исход данного дела. Хотя даже генерал Муагаб не смог дать гарантии…
Кстати, предположения министра безопасности о розыгрыше французской карты были верными. Прокурор даже не заикнулся о том, что документы Гордеева, изъятые у него при аресте, фальшивые. Консульство Франции должно было подтвердить этот факт. Это если туда поступил запрос. А если его не было?..
Не вызывало сомнений у правоохранителей и имя и фамилия Антуан Пэре.
В общем, под тяжестью «неопровержимых» улик Станислав чистосердечно признался в соучастии в подготовке и проведении покушения на премьер-министра страны и «глубоко раскаялся» в содеянном. Похоже, заместитель генерального прокурора не ожидал столь скорого и успешного результата. На его одутловатом лице высветилось нечто похожее на улыбку. Из папки немедленно был вынут некий документ, в котором Гордееву любезно предложили расписаться. Он подмахнул бумагу, практически не глядя, лишь уловив суть заключительной формулировки. Как понял Стас, это был заранее подготовленный протокол допроса, в котором он признавался в совершенном преступлении. У Гора возникло подозрение, что даже если бы он до конца отрицал свою вину, данный документ все равно увидел свет. Так что терять Гору было нечего, кроме бесполезно потраченного времени, нервов и, возможно, здоровья.
Адвокат взирал на происходящее и подозреваемого спокойно и доброжелательно, как любящий отец смотрит на баловня сына.