– Нет, – отрезал Кент без малейших колебаний. – Нет и еще раз нет. Скорее наоборот. Джеймс – человек трезвого рассудка, причем до такой степени, что иной раз просто оторопь берет. Он всегда таким был. Конечно, в определенные моменты каждый из нас может стать немножко параноиком, не так ли? Во всяком случае, про себя я это точно знаю. А вот Джеймс совсем не такой. Вообще-то у него есть одно слабое место: он не признает полутонов. У него все должно быть четко, ясно и разложено по полочкам. Буквоед страшный. Главное для него – факты. И ведь что интересно – он вовсе не обделен воображением, но, как мне кажется, всячески подавляет его в себе. Воображение вызывает у него тревогу. Так было всегда, даже в школе. Но есть в душе Джеймса и нечто стихийное. Знаете, эдакая страстная, романтическая струнка, что-то от крестоносца. Однако он не дает этим качествам выхода, держит себя в ежовых рукавицах.
– Значит, речь идет о человеке, которого можно подвигнуть на борьбу за правое дело?
– О, несомненно. Именно поэтому он и пошел в армию. Армия дала ему жизненные ориентиры, поставила очень простую, определенную и в то же время благородную цель: защищай отечество – и точка. Он полностью проникся этой идеей. – Кент ухмыльнулся. – Я был даже тронут, настолько мне это казалось тогда старомодным и милым. И все же в то время как Джеймс делал вид, что ему нравится лагерная муштра, я предпочитал топтаться на Кингз-роуд в сандалиях и индейских бусах. Мир и любовь. Лови кайф. И да здравствуют цветы! Так-то вот, дорогая Женевьева. – Его улыбка стала еще шире. – Все теперь позади, другие времена настали. В конце концов я открыл для себя капитализм и коммерцию, даже добился на этом поприще кое-каких успехов.
Глянув на нее с хитрецой, Кент вздохнул.
– Вы, конечно, не помните всего этого. Да и как вам это помнить! Вы слишком молоды. В вашем присутствии я ощущаю себя глубоким старцем. Но поверьте, Женевьева, именно так все было в тс далекие времена. Восхитительный мир конца шестидесятых – начала семидесятых. Казалось, перед тобой лежит долгий прекрасный путь. И я ступил на него. А вот Джеймс не ступил. Нет-нет, как можно!
Опять воцарилось молчание. Джини что-то царапала в своем блокноте. От нее не укрылась некоторая парадоксальность ситуации. С одной стороны – бывший хиппи Кент, превратившийся в преуспевающего дельца, облаченного в барахло от Армани и обеспокоенного только двумя проблемами: как приумножить свои доходы и избежать конфликта с законом. С другой – Макмаллен, рационалист и аскет, который нашел романтическую цель в армейской службе. Перевернув страницу, она подняла глаза на Кента, который озабоченно смотрел на часы.