Кто? Неужели люди Усольцева? Нет, не похоже. Он не мог не отреагировать на гибель своего оперативника в трясине. Это было бы чересчур. У милиционеров нет такой психологической закалки.
Она нарабатывается годами, в специальных учреждениях. Человек должен научиться отключать эмоции от сознания, что неимоверно трудно. Каменная маска вместо лица бывает только в книгах. На самом деле опытный физиономист может заметить волнение по биению жилки на виске, по суженным или расширенным зрачкам, по капельке пота, как будто без видимых причин появившейся на челе.
Значит, бойцы Ильхана, чтоб его?.. А если нет? Если топтунов интересует не Каролина, а моя светлая незапятнанная личность?
От таких мыслей мне мгновенно стало не по себе. Дела давно минувших дней? Или меня вычислили кавказцы, которые облюбовали найденное мною зимовье? И теперь ждут удобного момента, чтобы спрятать концы в воду? В прямом смысле этого слова.
Да, брат, попал ты в переделку… Нужно что-то делать. Иначе будет поздно. Гадать можно до бесконечности, но толку с этого мало. Хуже нет сидеть на бочке с порохом и теряться в догадках – подожжен фитиль или нет?
В такой ситуации даже самый твердокаменный человек теряет уверенность в своих силах и возможностях. А что тогда говорить обо мне, праздном прожигателе жизни, размягченном дачными прелестями до состояния примитивного обывателя…
Я понял, что сюрпризы продолжаются, едва спустился по ступенькам в погреб. Устроившие обыск открыть дубовую дверь погреба вряд ли смогли бы, так как замок был настоящим чудом, сотворенным кустаремодиночкой, притом в далекие времена, – скорее всего, в годы первых пятилеток. Большой увесистый ключ поражал вычурностью и сложностью бородки. Теперь такие не делают.
Обычно ключ от погреба я хранил в сенцах, на притолоке, в специальном углублении, закрытом планкой.
Найти его как будто и не трудно, но только не горожанину, незнакомому с маленькими крестьянскими хитростями. Притолока с внутренней стороны входной двери являлась последним местом, где неискушенный в сельских реалиях человек искал бы тайник.
Ключ никто не трогал, замочная скважина была девственно цела, в погреб никто не входил, но что-то в нем изменилось – почти неуловимо, на интуитивном уровне. И главное – я не мог понять, что именно.
Весь во власти сомнений, я огляделся, но все было на своих местах; и только возле бочки с солеными груздями виднелась свежевырытая мышиная норка. Я тихо ругнулся: опять нужно ставить мышеловку. Или заводить кота. Мыши для нашей деревни были настоящей напастью, особенно к осени, когда серая братва начинала искать укромные уголки для зимовки.