— Надеюсь, что часто падать нам не придется, — сказала я и вдруг заметила на постели цветы в целлофановом пакете.
— Посмотри, кто-то все-таки вспомнил о нас.
Но я тут же в ужасе замолчала, увидев, что это был похоронный венок из лилий. В конверте лежала карточка с черной каймой с надписью: «Добро пожаловать домой, мои милые».
— Чудовищно, — сказала я дрожащим голосом. — Кто бы это мог сделать?
Рори взял карточку.
— Какой-нибудь шутник, у которого на меня зуб.
— Но это ужасно.
— И совершенно не имеет значения. — Он порвал карточку и, открыв окно, выбросил венок, который, покружившись в воздухе, рухнул на скалы.
Я с изумлением взглянула ему в лицо, вдруг вспыхнувшее каким-то непонятным злорадством.
— Иди ко мне, — сказал он неожиданно мягко.
Притянув меня к себе, так что моя голова оказалась у него на плече, он одной рукой сжимал мою руку, а другой гладил плечо.
Улыбнувшись, он обхватил длинными пальцами мою кисть там, где отчаянно бился пульс.
— Бедная крошка, — прошептал он. — Пошли. — Он потянул меня в соседнюю пустую комнату с огромным окном, выходившим на дорогу, и начал меня целовать.
— Не задернуть ли шторы? — пробормотала я. — Нас видно с дороги.
— Ну и что? — прошептал он.
Вдруг я услышала на улице шум колес. Быстро повернувшись, я увидела, как мимо пронесся синий «Порше». В огромных глазах сидевшей за рулем рыжеволосой женщины были ненависть и отчаяние.
Мне понравилась жизнь в комфорте и великолепии замка, и я с удовольствием познакомилась с Вальтером Скоттом. Так звали черного Лабрадора Рори, жившего во время его отсутствия у егеря. Это был очаровательный пес, добродушный, прожорливый и не так хорошо воспитанный, как хотелось бы Рори.
Через несколько дней мы вернулись к себе (прибранный дом выглядел очень мило), и началась наша супружеская жизнь.
Для меня она оказалась нелегкой. Я твердо вознамерилась стать чудесной маленькой феей домашнего очага, оставляющей повсюду следы своего волшебного прикосновения, но, как заметил Рори, мои единственные следы были чулки и белье, с которых капало в ванной, да еще следы туши для ресниц на полотенце.
Я пробовала и готовить. Однажды я взялась приготовить мясо с сыром и баклажанами и провозилась до часу ночи. На Рори, привыкшего к французским изыскам Коко, оно не произвело никакого впечатления.
Часами я занималась стиркой. Прачечной на Иразе не было, и белье долго лежало в наволочках, пока я собиралась его выгладить; у Рори никогда не оказывалось чистых трусов, когда они были ему нужны.
Через пару недель он сказал вполне миролюбиво: