Нечто подобное происходило в черепной коробке охваченного ужасом Лупоглазого. Может быть, все происходившее было неправдой, сумасшествием, невозможным делом, но это было на самом деле. Они его прихватили. Если он не получит адвоката — кроме меня, — не сможет позвонить, сообщить Алю, сделать хоть что-то, то с ним сделают все, что захотят.
Бандит снова дернул меня за рукав. Его обычно красное лицо приобрело нездоровый, мучнисто-белый оттенок.
— Скотт, — сказал он громким хриплым шепотом и облизал губы, — я думаю, что мне все-таки лучше признаться в менее серьезном преступлении. Да, думаю, что так и сделаю.
Я посмотрел на Эда Хауэлла, который стоял достаточно близко для того, чтобы слышать слова Лупоглазого, и подмигнул ему. А потом сказал Лупоглазому:
— Боюсь, что уже слишком поздно.
Он шумно вздохнул, звук был такой, будто из водопроводного крана выпустили воздух.
— Но… но… вы же мой адвокат. Вы должны что-то сделать…
Я осторожно сообщил:
— Лупоглазый, я не сказал тебе еще кое-что. Я друг окружного прокурора. И хочу, чтобы он выиграл это дело.
Лупоглазый выпучил глаза. Он посмотрел на Эда Хауэлла:
— Он?
Я кивнул.
Наступило молчание, потом он тупо начал твердить:
— Почему, ты, белоголовый сукин сын, ты, здоровый…
— Это обойдется тебе в лишний десяток лет, — предупредил я.
— …белоголовый сукин сын. Ты, здоровый…
— Ваша честь, — сказал Эд, подавляя улыбку, — у обвинения больше ничего нет.
— О'кей, — изрек судья. — Прежде чем суд вынесет приговор обвиняемому, не изволит ли представитель защиты ответить на те обвинения, которые выставила нападающая сторона?
Я встал.
— Ваша честь, — обратился я. — Леди и джентльмены. Римляне. Соотечественники.
Эд хлопнул себя по бедру. Его губы беззвучно произнесли слово «переигрываешь».
Я бросил на него сердитый взгляд и начал свою речь:
— Мы собрались здесь, чтобы покончить с Лупоглазым, а не затем, чтобы расхваливать его. Как адвокат этого отъявленного бандита, я должен заявить, что улики против моего подзащитного являются такими…
Я сделал паузу и посмотрел на своего клиента. В нем зарождалась надежда. Зарождалась и снова умирала.
— Такими тяжелыми, что я просто не смог подготовить надлежащую защиту. На самом деле мне не удалось вообще выработать тактику защиты. Поэтому я предпочел бы снять с себя эту обязанность.
И замолчал.
Я сознавал, что этот тип не сможет понять меня, если я вообще откажусь хоть как-то помочь ему.
— Ну ладно, — сказал я. — Согласны вы на то, чтобы отложить дело? Вы согласны, верно? Ну, скажем, на год или что-нибудь в этом роде. Так долго, потому что…