— Мне бы нужно вернуться в «Папоротники», — неуверенно сказала Урсула, но Каролина решительно пресекла ее возражения:
— Чепуха! Сейчас вы будете слушаться меня и пока останетесь здесь. Верно, месье Пуаро?
— Так будет лучше всего, — согласился тот. — А вечером я попрошу мадемуазель… прошу прощения — мадам — присутствовать на моем маленьком совещании. Ее присутствие крайне необходимо.
Каролина кивнула и вышла вместе с Урсулой. Когда дверь за ними закрылась, Пуаро сказал:
— Все идет прекрасно, обстановка проясняется.
— Но становится все более и более тяжелой для Ральфа Пейтена, — заметил я угрюмо.
— Да, но этого и следовало ожидать, не так ли?
Я поглядел на него, несколько сбитый с толку этим замечанием.
Он сидел, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза. Внезапно он тяжело вздохнул и покачал головой.
— Бывают минуты, когда я тоскую по моему другу Гастингсу, — сказал он.
— Всегда, когда я работал, он был рядом со мной, помогал мне. У него был дар натыкаться на истину, не замечая ее, и часто его глупые выводы открывали мне эту истину. Кроме того, у него была полезная привычка вести записки, и это было интересно.
— Если в этом дело… — Я смущенно кашлянул.
— Да, так что? Что вы хотели сказать?
— Видите ли, я читал некоторые из рассказов капитана Гастингса и подумал, почему бы не попробовать самому что-нибудь в этом роде. Пожалуй, это единственный случай в моей жизни…
Произнося эту речь, я смущался все больше и больше. Пуаро вскочил. Я в ужасе подумал, что он собирается расцеловать меня, по своему французскому обычаю, но он, к счастью, воздержался.
— Но ведь это великолепно! Вы записывали свои впечатления от этого дела по мере его развития?
Я кивнул.
— Epatant,[17] — вскричал Пуаро. — Дайте мне их сию же минуту.
Я не был готов к такому настоятельному требованию и стал напряженно пытаться вспомнить некоторые детали.
— Но… — запинаясь, сказал я, — вам придется меня простить, я иногда… э… переходил на личности.
— О, понимаю. Вы говорили обо мне как о смешном, а может быть, порой и нелепом человеке. Это не имеет значения. Гастингс тоже не всегда был вежлив. А я выше подобных пустяков.
Все еще охваченный сомнением, я порылся в ящиках письменного стола и протянул ему растрепанную пачку. Предполагая возможность издания рукописи, я разделил ее на главы. Накануне вечером я довел ее до второго посещения мисс Рассэл. Таким образом, Пуаро получил двадцать глав. На этом мы попрощались.
Мне пришлось посетить пациента, жившего довольно далеко, и я вернулся в девятом часу. Меня ждал горячий ужин и сообщение, что Пуаро и моя сестра перекусили вместе в полвосьмого и Пуаро удалился в мою мастерскую дочитывать рукопись.