— Да, — сказал я, — С кем она встречалась и почему?
— Вы думаете, она выходила, чтобы встретиться с кем-нибудь? Да, я тоже так думаю, — задумчиво сказал Пуаро.
— Между прочим, — помолчав, сказал я, — моя сестра просила передать вам, что сапоги Ральфа Пейтена были черными, а не коричневыми.
Говоря это, я внимательно наблюдал за ним и заметил, как мне показалось, промелькнувшую в его глазах досаду. Но впечатление это было мимолетным.
— Она абсолютно уверена, что они не коричневые?
— Абсолютно.
— Так, — сказал Пуаро и вздохнул. — Очень жаль, — Он казался обескураженным, но ничего не объяснил и переменил тему разговора.
— Эта экономка, мисс Рассэл, она приходила к вам в пятницу утром. Не будет ли нескромностью спросить, о чем вы говорили, исключая, конечно, сугубо медицинские вопросы?
— Конечно, нет, — сказал я. — Когда профессиональная часть разговора была закончена, мы несколько минут потолковали о ядах, о том, насколько трудно или легко их обнаружить, и еще о наркомании и наркоманах.
— И конкретно о кокаине?
— Откуда вы знаете? — спросил я с некоторым удивлением.
Вместо ответа он достал из папки с газетами «Дейли бюджет» от пятницы 16 сентября и показал мне статью о тайной торговле кокаином. Это была очень мрачная статья, бьющая на эффект.
— Вот что заставило ее думать о кокаине, — сказал он.
Я было попробовал расспросить его дальше, потому что мне не все было ясно, но в этот момент доложили о Джеффри Реймонде. Он вошел, как всегда оживленный и любезный, и поздоровался с нами.
Я несколько неуверенно поднялся и спросил, не помешает ли мое присутствие их беседе.
— Только не мне, доктор, — сказал Реймонд, садясь по приглашению Пуаро.
— Дело в том, что я пришел признаваться.
— En verite?[11] — спросил Пуаро, вежливо проявляя интерес.
— Конечно, это пустяки, но дело в том, что со вчерашнего дня меня мучит совесть. Вы, месье Пуаро, обвинили нас в том, что мы что-то скрываем, и, каюсь, я действительно кое-что утаивал.
— Что же именно, месье Реймонд?
— Да, как я уже сказал, — пустяки в сущности: я запутался в долгах, и это наследство оказалось весьма своевременным. Пятьсот фунтов полностью выводят меня затруднений, и даже еще остается кое-что.
— Он сообщил это нам с широкой улыбкой и той милой откровенностью, в которой таился секрет его обаяния.
— Понимаете, как это получилось. Трудно признаваться полиции, что тебе отчаянно нужны деньги. Но я вел себя, как болван, — ведь с без четверти десять я был с Блентом в бильярдной, так что у меня железное алиби и бояться мне нечего. Но после вашего обвинения меня все время мучила совесть, и я решил облегчить душу. — Он встал и, улыбаясь, посмотрел на нас.