— Каролина!
— Я не говорю, что она его убила, Джеймс, а только могла. По правде-то говоря, хотя Флора, как все это поколение, ничего не уважает, я знаю, что она и мухи не обидит. Но факт остается фактом: у мистера Реймонда, майора Блента, миссис Экройд и даже у этой мисс Рассэл (это ей повезло!) есть алиби. У всех, кроме Ральфа и Флоры! А что бы вы ни говорили, я ни за что не поверю, что это Ральф. Мальчик, которого мы знаем с детства!
Пуаро помолчал, наблюдая за дымком своей сигареты. Потом заговорил — мягким, вкрадчивым тоном, производившим странное впечатление, так он был не похож на его обычный быстрый говорок.
— Возьмем человека — обыкновенного человека, не помышляющего ни о каком убийстве. Но у него — слабый характер. Долгое время эта слабость не проявляется — может даже никогда не проявится, и тогда он сойдет в могилу уважаемым членом общества. Но предположим — что-то случилось. У него затруднения… Или он узнает секрет, от которого зависит чья-то жизнь. Первым его поползновением будет исполнить свой гражданский долг. Но тут проявится эта слабость. Ведь перед ним откроется возможность получить большие деньги. Ему нужны деньги, а это так просто! Только молчать. Это начало. Жажда денег все растет. Ему нужно еще и еще. Он ослеплен блеском золота, опьянен легкостью наживы. Он становится жадным и от жадности теряет чувство меры. Мужчину можно выжимать до бесконечности, но не женщину. Потому что женщина всегда стремится сказать правду. Сколько мужей, изменявших женам, унесли в могилу свои секреты! Сколько жен, обманувших мужей, разбивали свою жизнь, швыряя правду в лицо мужьям! Доведенные до крайности, потеряв голову — о чем они, безусловно, потом жалеют, — они забывают о чувстве самосохранения и говорят правду, испытывая глубочайшее, хотя и минутное удовлетворение. Вот что, я думаю, произошло в этом случае. Нажим был слишком велик и… принес смерть курочке, которая несла золотые яйца. Но это не конец. Человеку, о коем мы говорим, грозит разоблачение. А это — уже не тот человек, каким он был год назад. Его моральные принципы притуплены. Он загнан, он хватается за любые средства, чтобы избежать разоблачения. И вот — кинжал наносит удар.
Он замолчал. Мы сидели словно в оцепенении. Я не берусь передать, какое впечатление произвели на нас его слова. Его беспощадный анализ, ясность его видения испугала нас обоих.
— Потом, — продолжал он раздумчиво, — когда опасность минует, он станет опять самим собой — нормальным, добрым. Но если понадобится — он снова нанесет удар.