— Но, мой друг, — начал оправдываться Пуаро, — иной раз надо же что-то сказать!
Инспектор встал.
— Нам остается одно, — заявил он, — тотчас допросить эту молодую особу. Вы поедете со мной в «Папоротники», месье Пуаро?
— Разумеется. А доктор Шеппард подвезет нас на своей машине.
Я охотно согласился…
Мы осведомились о мисс Экройд, и нас провели в гостиную; у окна сидели Флора и Блент.
— Здравствуйте, мисс Экройд, — сказал инспектор. — Не могли бы мы побеседовать с вами наедине?
Блент тотчас встал и направился к двери.
— А в чем дело? — взволнованно спросила Флора. — Не уходите, майор Блент. Он может остаться, не правда ли? — обратилась она к инспектору.
— Как вам угодно, мисс, — сухо сказал инспектор, но я бы предпочел задать вам эти вопросы наедине; думаю, так будет лучше и для вас.
Флора пристально поглядела на него. Я заметил, что она побледнела. Она повернулась к Бленту:
— Я хочу, чтобы вы остались. Пожалуйста. Я очень вас прошу — независимо от того, что намерен сообщить нам инспектор, надо, чтобы вы услышали это тоже.
Рэглан пожал плечами.
— Ну, дело ваше. Так вот, мисс Экройд, месье Пуаро высказал предположение. Он утверждает, что вы не были в кабинете вашего дяди в прошлую пятницу вечером, и не видели вашего дядю, и не прощались с ним, когда услышали шаги Паркера, а были в это время на лестнице, ведущей в спальню вашего дяди.
Флора вопросительно посмотрела на Пуаро, он кивнул.
— Мадемуазель, когда несколько дней назад мы все сидели за столом, я умолял вас быть со мной откровенной. То, чего не говорят папе Пуаро, он узнает сам. Скажите правду. Поймите, я хочу вам помочь… Вы взяли эти деньги?
Наступило молчание. Потом Флора заговорила:
— Месье Пуаро прав. Я взяла эти деньги. Украла, я воровка. Да, вульгарная мелкая воровка. И я рада, что вы это знаете, — все эти дни я жила, как в бреду, как в каком-то страшном сне… — Она закрыла лицо руками. — Вы не представляете себе, как тяжела была моя жизнь здесь: вечная необходимость изворачиваться, лгать из-за счетов, обещать заплатить, обманывать — как я противна себе! Это нас и сблизило с Ральфом — мы оба слабы. Я понимала его и жалела — я и сама такая, — мы не умеем стоять на своих ногах, мы жалкие, презренные существа! — Она поглядела на Блента и вдруг топнул ногой:
— Почему вы так смотрите на меня, как будто не верите? Да, я воровка! Но, по крайней мере, я не лгу сейчас, не притворяюсь юной, бесхитростной простушкой какой, по-вашему, должна быть девушка. Я себя ненавижу, презираю! Может быть, вы теперь не захотите меня больше видеть, да мне все равно! Поверьте только одному: если бы правда могла спасти Ральфа, я бы сама все рассказала, но ведь эта ложь ему не вредила — я это видела с самого начала!