Они быстро покинули комнату и побежали обратно, на площадку лифта, где их ждали Рязанцев с Евой и пес, смирно сидевший рядом. Луч включенного фонарика плясал по стенам.
– Вот, – сказала Лариса полковнику, – куча сухих белых халатов и пиво.
Рязанцев сидел на полу и держал на руках невесту.
– Спасибо, – сказал Владимир Евгеньевич, – посветите, пожалуйста, сюда.
Соня направила лучик на Еву. В неверном свете фонаря шерсть на теле девушки выглядела абсолютно черной.
Лариса тяжело вздохнула, прикрыв рот длинными пальцами. Коршунов закрыл глаза. Комиссаров тихонько заскулил.
– Это легко поправить, – сказала Сонечка, глядя на полковника, – у нас теперь есть кровавый обмылок, мы все станем нормальными. Только я не знаю, как его принимать. В растворе? И в какой дозировке?
Комиссаров заскулил и начал скрести лапами пол, словно хотел что-то сказать.
Богдан очнулся от резкой боли. Он чуть не задохнулся, лежа в грязи. Нож все еще торчал в теле Овчинникова.
– Надо позвонить Рязанцеву. Или вообще хоть кому-нибудь! Если бы только у меня был телефон!
Впрочем, телефон у Богдана был, но он упал в воду еще вчера и звонить больше не мог. Лежа в грязи, Овчинников огляделся. На дороге стояли «УАЗ» полковника и микроавтобус «Мерседес Виано», на котором приехала Маргарита Утюгова. Дверца «Виано» была распахнута.
«Рискнуть? – подумал Богдан. – Залезть в „Мерседес“ и поехать в НИИ в надежде, что мне кто-то там поможет? Не исключено, что полковник уже вызвал подкрепление».
Он повернул голову и посмотрел в другую сторону.
«Или ползти в нору к Лизе? Там, во всяком случае, точно есть лекарства и перевязочные материалы», – соображал он, стараясь не шевелиться. Овчинникову страшно хотелось вырвать из спины посторонний предмет, но он сдерживался, зная, что это резко усилит кровотечение.
Он еще раз посмотрел на микроавтобус, а потом попытался в деталях вспомнить дорогу к норе. В этот момент снова раздался шум двигателя. Богдан скосил глаза, открыл их, закрыл, снова открыл, не веря тому, что он видит. По глубокой грязи прямо к нему ехала машина «Скорой помощи».
«У меня бред. Галлюцинации, – горько подумал Овчинников. – Неужели я умру во цвете лет?»
Машина подъехала к Богдану и остановилась.
«Как хорошо, – думал он, стараясь, чтобы мысли не путались, – как хорошо, что машины „Скорой помощи“, „УАЗ-буханки“, у нас делает Ульяновский автозавод. А „УАЗ“ – он проедет куда угодно, пусть он сто раз „буханка“.»
Овчинников, свет вокруг которого постепенно мерк, почувствовал гордость за российский автопром и снова потерял сознание.