На носу бухнула пушка – «Апостол Андрей» медленно подходил к повороту, и глазам путников постепенно открывались стены и шпили Петербурга. Из бойницы одной из башен вылетел клуб порохового дыма, и через несколько секунд донесся звук пушечного выстрела. Корабль заметили и приветствовали.
– Ну что же, господа, – произнес Оладьин, – на сегодня хватит политики. О ней мы еще наговоримся. Остаток дня – для торжественных церемоний. Горожане должны запомнить день прибытия наследника как важнейший в своей жизни.
Гулкий звук орудийного выстрела пронесся над водой и утонул в чаще леса. С высоты птичьего полета было видно, как горожане высыпают на пристань, чтобы приветствовать прибывший корабль.
– Выключай, Артем, – Генрих потянулся. – Здесь мы уже ничего интересного не увидим. Эти церемонии всегда похожи одна на другую.
Изображение погасло, и одновременно в зале, где сидели в мягких креслах собеседники, распахнулись окна, открыв доступ воздуху из залитого солнцем и благоухающего ароматами цветов сада. Артем посидел несколько минут, прислушиваясь к пению птиц, доносящемуся оттуда, потом задумчиво произнес:
– Как сказать… Помнишь, мы смотрели запись вступления Ашшурбанипала[23] в Вавилон. Там было достаточно оригинальное представление.
– Один черт, – Генрих, поморщившись, махнул рукой. – Почему-то все думают, будто с приходом нового властителя или с победой в очередной войне изменится сам принцип власти. А потом, когда понимают, что обманулись, начинают кричать, будто их обманули.
Артем резким движением поднялся и подошел к окну.
– Как же я ото всего этого устал! – невольно вырвалось у него.
Генрих мягко улыбнулся:
– Ты сам решил заниматься этой страной, никто тебя за уши не тянул. Мне проще – занимаюсь точными науками.
– Ничего тебе не проще, – хмыкнул Артем. – Те же проблемы разгребаешь. От инквизиции людей спасать – это тебе не теорему доказывать. Везде одно и то же.
– А если так – отчего же твой взрыв эмоций?
– Не в том дело, что решать задачи, которыми я занимаюсь, тяжело, а в том, что почти все они созданы человеческими амбициями, жадностью и нежеланием понять соседа. Не будь всего этого, там… – Он показал в сторону погасшего экрана.
– Дорогой мой, – в голосе Генриха зазвучала ирония. – Не будь, как ты выражаешься, «всего этого», они жили бы здесь, или, может, там было бы то же, что здесь. Цветущий сад, мягкий теплый климат, доброжелательность, обеспеченность, покой и радость от работы, которой занят. Но это люди своей эпохи, и нельзя требовать от них больше. Впрочем, пройдя через все беды, которые они сами себе устраивают, и поняв что к чему, некоторые могут прийти сюда. Тогда они только поблагодарят судьбу за то, что она провела их через все это. С точки зрения руды, горн – необоснованная пытка, с точки зрения клинка – закалка и подготовка к великим свершениям. Впрочем, я думаю, ты все это прекрасно знаешь и внутренне кипишь не поэтому. Я прав?