– Что «но»?
– Понимаешь, говорят, что у него лицо было перекошено от ужаса, – высказался наконец шеф.
– Кто говорит?
– Есть у меня приятель в морге…
Шеф поперхнулся и бросил на меня короткий подозрительный взгляд. Но я сохранила серьезное выражение лица.
– Работает там, – пояснил шеф на всякий случай.
– Нужное знакомство, – одобрила я. – Все там будем.
– Вот именно. Он говорит, что, когда Терехина привезли, вдова потребовала гримера. В общем, нельзя было его выставлять напоказ с… с таким выражением лица.
Шеф снова замолчал. Его глаза, не отрываясь, буравили точку в столе.
– Может, все дело в том, что он почувствовал себя очень плохо? – предположила я. – Ну, и испугался!
– Может, конечно, – откликнулся шеф, но как-то вяло. – Однако мне кажется…
Он понизил голос.
– Понимаешь, Терехин тем вечером отпустил телохранителей. И не сказал, куда едет.
– Если не сказал куда, значит, к любовнице, – уверенно определила я.
– Вот именно!
Шеф поднял указательный палец.
– А ты помнишь, кто у него любовница?
– Нет, – ответила я, добросовестно порывшись в памяти.
– Алина Брагарник! – напомнил шеф почтительным голосом.
Я присвистнула.
Алина Брагарник – прима нашего театра оперетты. Сколько ей лет, не знает никто. Если смотреть из зрительного зала – не больше двадцати.
Если судить по количеству и качеству любовников…
Даже затрудняюсь сказать. Мама помнит, что Алина была фавориткой городского мэра еще при старом режиме. Тогда мэр назывался «председателем горисполкома». (Честное слово, я рада, что старый режим приказал долго жить. Выговорить такое словосочетание можно только после второго стакана!)
В общем, подсчитать возраст Алины Брагарник пока не удалось никому.
– Значит, – начала я развивать гипотезу, – вы считаете, что Терехин неожиданно приехал к любовнице, увидел ее без грима и…
Я остановилась, потому что шеф сильно хлопнул ладонью по столу.
– Извините, – быстро покаялась я. – Профессиональный цинизм.
Шеф фыркнул, как тюлень.
– Соплячка, – сказал он, остывая. – Ей серьезное дело поручают, а она шуточки шутит.
– Какое дело? – насторожилась я.
– Редакция решила провести собственное расследование.
Я состроила понимающее лицо. Ну, конечно! Собственное расследование вошло в моду с подачи столичных коллег и стало пользоваться успехом у читателей. Разве мы можем остаться в стороне?
– Что хочет выяснить редакция? – спросила я.
– Во-первых…
Шеф загнул толстый короткий палец. Когда он это делает, я всегда испытываю острый душевный дискомфорт. Мне кажется, что палец сейчас поломается.
– … нужно узнать в подробностях, что он делал в последний день своей жизни.