Марина смотрела, как он легко и красиво бежал вверх по склону и думала о том, что до сих пор не знает, как зовут ее будущего мужа.
– Я обязательно верну тебе кеды, – пообещала Марина.
– Не стоит ради этого тащиться в такую даль. Можешь их выбросить. Все равно они уже старые.
Окутанные начинающимися сумерками, они стояли на широкой грунтовой дороге, ведущей к Шхельде.
– Ты спас мне жизнь. Я просто обязана тебя отблагодарить.
– Ты мне ничем не обязана. Мы не в Японии.
– При чем тут Япония? – удивилась Марина.
– Там существует свой кодекс благодарности. Если японец, проходя по улице, увидит, что прохожий уронил кошелек, он не скажет ему об этом, иначе этот прохожий станет его должником, и над ним будет довлеть долг благодарности, а это значительно хуже, чем потеря кошелька. Если же один японец спасет другому жизнь, то по кодексу чести жизнь спасенного будет принадлежать спасителю, так что не всегда понятно, что лучше – умереть, или до конца дней чувствовать себя рабом своего долга.
«Я согласна навеки быть твоей рабой», – подумала Марина.
– Все равно, я верну тебе кеды.
– Как хочешь, – пожал плечами мужчина, имени которого она до сих пор не знала. – Если не найдешь меня, можешь оставить их на том месте, где я вытащил тебя из реки.
«Я найду тебя, – мысленно пообещала Марина. – Обязательно найду».
В коридоре послышались шаги, затем стук в дверь. Червячук встрепенулась, провела руками по лицу, словно отбрасывая прочь навязчивые воспоминания, и заняла место за столом.
Дверь распахнулась.
– Богдан Антонович Пасюк, собственной персоной, – бодро отрапортовал один из конвоирующих заключенного милиционеров.
Усадив Удмурта на привинченный к полу крепкий металлический стул, милиционер приковал его правую руку наручниками к спинке стула, и конвойные ушли, оставив Марину Александровну наедине с подозреваемым.
Стук захлопнувшейся за ними двери орудийной канонадой отозвался в ушах побледневшей, как смерть, Червячук.
Он почти не изменился за эти пятнадцать лет. Хотя нет, изменился. Он стал еще привлекательнее. Юношеское очарование сменилась зрелой красотой уверенного в себе, полного сил и энергии мужчины. Ни одной сединки в жестких и густых черных волосах. Ни единой морщинки на лбу. Разве что кожа чуть погрубела, чуть сильнее обтягивает высокие скулы и гладко выбритый волевой подбородок.
Человек, которого она любила.
Человек, который обвиняется в убийстве.
Человек, имя которого она узнала только сейчас.
Удмурт смотрел на нее со спокойной насмешкой. О, как хорошо она помнила этот взгляд!
«Он не узнал меня, – подумала Марина. – Не удивительно. Иногда я сама себя не узнаю».