Он говорил горячо, и каждое его слово дышало убежденностью и фанатизмом.
На пути от Березовки до Иркутска мы часто встречали эшелоны чехословаков. Они вели себя по отношению к нам хамски враждебно.
Я хотел уколоть моего Яноша и передал ему записку: «Кто такие эти чехословаки?»
— Они — обманутые пролетарии и темные мелкие буржуа, желающие сражаться на французском фронте за какую-то дурацкую демократическую республику. Пусть едут на французский фронт. Там поумнеют, — сказал Больди, пожимая мне руку. — Надеюсь, ты будешь дома на стороне революции?..
Незадолго до того, как наш поезд достиг большого моста через Енисей («ох, как далек еще заветный обелиск на перевале Урала, на границе Европы и Азии»), мы узнали о восстании чехов.
Красногвардейцы прицепили паровоз к хвосту поезда, и дьявольская машина, которая так медленно тащилась сюда, со скоростью сверхэкспресса помчала нас обратно к Иркутску. Иркутск нас не принял. В городе была тревога. Нас отправили в Верхнеудинск. Собранные со всех лагерей Приамурья калеки и инвалиды были высажены в Березовке, и я очутился на прежнем своем месте — «от окна налево».
Чехи теснили красных. Гул гражданской войны приближался. Наиболее сознательные из рядового состава пленных вступали в Красную гвардию и, не имея опытных командиров, дрались с храбростью, вызывавшей восхищение русских товарищей.
В офицерском лагере было волнение. Каждый приносил новую сенсацию:
— Заняли Красноярск! Чехи идут на Волгу!
— На Петроград наступают германские войска!
— Война возобновляется с еще большей силой, и фронт будет между Волгой и Доном.
— Чехи бесчинствуют не только с красными, но и с военнопленными.
Среди офицерского молодняка была группа, которая предлагала вооружиться и идти против чехов под национальным флагом. Но они не посмели заявить об этом красным.
Офицеры ходили мрачные, прикрывая свои нашивки воротниками рубашек. Однажды ночью красногвардейцы сделали налет на лагерную канцелярию и нашли тайные протоколы об их действиях, составленные офицерами. Полковнику Миттельрегеру пришлось спрятаться в подвале с картофелем, иначе его избили бы до смерти.
Мною опять овладела меланхолическая апатия. Я интересовался только общими событиями. Моя личная судьба перестала меня волновать. Я нервно прислушивался к каждому звуку, идущему с Байкала. Мне казалось, что орудийный гул приближается. Хотелось еще раз встретиться с Больди.
В один прекрасный день из лагеря исчез лейтенант Ярида. Думали, что он вступил в ряды красных. Потом выяснилось, что он бежал к чехам с важными агентурными сведениями.