— Не хвалитесь! Я же знаю, что вы двадцать восемь месяцев были на фронте и считались одним из самых боевых офицеров. Мне говорил о вас полковник Хуперт, — мы с ним вместе были в плену, — и говорил в самых хвалебных выражениях.
— Полковнику пришлось изменить свое мнение, когда летом девятнадцатого года я арестовал его на румынском фронте за разложение венгерской красной армии!
— Да… Поучительные неожиданности эпохи революций и войн. Но не будем уклоняться от темы. Расскажите, чем учитель Бергер повредил вашему патриотизму.
Золтан оживленно заговорил:
— Бывает так, что вовремя сказанное слово дает большие результаты, чем целые годы тяжелого опыта. Два человека повлияли решающим образом на мое отношение к войне. Один — был учитель Бергер, а другой Андраш Тот, рядовой моего взвода. Их слова были, конечно, случайны, но они меня вывели из запутанного лабиринта бессмыслиц и безумий.
— Ну, теперь вы приплели еще какого-то Андраша Тота. Расскажите лучше, что произошло с Бергером.
— Простите. Я немного рассеян. С учителем Бергером я встретился в один из шумных дней мобилизации четырнадцатого года. Он только что вышел из кафе, лицо его было необычно сурово. С тросточкой под мышкой он быстрыми шагами пересекал улицу. Я поклонился ему. Я шел в приемную комиссию, чтобы подать заявление о досрочном вступлении в армию, и чувствовал себя будущим рыцарем великой эпохи. По всей вероятности, на моем лице сияла глупейшая радость. Учитель окинул меня быстрым испытующим взглядом.
— И вы тоже, друг мой?.. — спросил он.
— «Всем нам надо идти в бой», — продекламировал я в ответ припев песни Кошута.
Бергер крепко сжал мою руку и потащил меня в тихий переулок за зданием театра. Там он остановился, снял пенсне, протер его, надел снова, внимательно оглядел меня, склонив по-птичьи голову набок, и пожевал губами. Мне стало неловко. Я уже знал, что сейчас будет проборка…
— Вот что, мой умный друг… Собственно говоря, это дело не мое, об этом должны были бы беспокоиться ваши лапа и мама. Я только бедный еврей, а ваша семья как-никак потомки Арпада, Алмоша, Лттилы, слепого Боттяпи!.. Дорогой мой Золтан, не спешите вы с этой проклятой войной. Вы думаете, что государственные деятели вкладывают в это дело свою душу?.. Ничего подобного! Начинается опасная игра. Понимаете? Страшная игра! Неслыханное преступление. Ни вам, ни вашей честной трудовой семье нет до этого никакого дела. Понимаете? Эта война не только уничтожит и искалечит тысячи и тысячи подобных вам смертоносными снарядами, — она может смертельно ранить и даже совсем уничтожить всю нашу цветущую страну. Не спешите! Прощайте! — И он бросился от меня по пустынному тротуару.