На Курском вокзале Кудряшов встретил приятеля. Тот тоже пробирался на юг. На следующий день им удалось устроиться в штабном вагоне какого-то сборного поезда. К вечеру они тронулись в путь.
Дорога от Москвы до Харькова длилась шесть дней. Для того времени ехали быстро.
Харьков поразил друзей. Это был настоящий рай. Смуглолицые украинки нанесли к поезду столько продуктов, что Кудряшов, которому в то время ржавая селедка казалась самым завидным лакомством, совершенно растерялся.
— Сто карбованцев!
— Двести карбованцев! — нараспев зазывали торговки.
В полевой сумке Кудряшова нетронутым лежало восьмимесячное жалованье — в желтых тысячерублевках.
Расположившись на каменных ступеньках вокзала, они с товарищем, не сходя с места, уничтожили по три порции жареного барашка и, чтобы достойно завершить пир, разрезали красномясый арбуз. Как говорится: «Ели, пили и морду мыли».
— Ну, погоди, Врангель! — сказал Кудряшов, поднимаясь и оправляя на боку наган. — Погоди ж!
С вокзала приятели прямиком направились в штаб Южного фронта, чтобы получить назначение на передовые линии.
Кудряшов приехал в Харьков как раз в ту пору, когда Фрунзе, герой Уфы, вступил в командование врангелевским фронтом.
В штабе был порядок, как в аптеке. Алеша очень удивился, когда ему дали две длинные анкеты, каждая в тридцать четыре вопроса. Без заполнения этих анкет даже по стали смотреть его документов.
Сдав анкеты и документы, он пошел разыскивать товарища. Тот уже получил назначение. Его часть находилась в вагонах на путях, недалеко от вокзала.
Он предложил Алеше заночевать у него.
Вечером в городском красноармейском клубе перед ком — и политсоставом гарнизона должен был выступить командующий фронтом с большим докладом о значении врангелевского фронта и необходимости его ликвидации.
Выйдя из штаба, Кудряшов отправился осматривать город. К восьми часам он уже был на Рымарской улице у входа в театр. Молча показав дежурному красную обложку своего партийного билета, он одним из первых вошел в зал.
Вместо занавеса во всю ширину висела гигантская карта РСФСР. Москва на ней была обозначена красной звездой, Харьков — многоцветными кругами с красным флажком посредине.
Усевшись в середине первого ряда, Кудряшов впился в карту.
Крым мертвенно-белым пятном простирался от прореза Сиваша, и только у самого перешейка трехцветными царскими флажками были отмечены укрепления белых. В Севастополе пестрели французские и английские боевые флажки, указывая на присутствие иностранных судов. От Крыма на север, далеко в глубь Екатеринославщины и Донбасса, простирались границы фронта Врангеля.