Открытие сезона

Во вчерашней телерекламе я увидела Софи Брент. Мы уже не встречались несколько месяцев, и при виде ее меня охватило смешанное чувство ностальгии и любопытства. Это была реклама нового шоколадного торта. Софи находилась в сверкающей чистотой кухне, глядя восторженно на этот торт; затем отрезала кусочек и поднесла его к своим влажным, полуоткрытым в ожидании губам. На этом реклама заканчивалась. Публике нельзя было демонстрировать крошки и процесс пережевывания. Я очень разволновалась, как всегда, когда узнаю что-нибудь о старых друзьях, и на меня нахлынула целая волна воспоминаний о самой Софи и о том странном времени, о годе Гаррика, как я всегда его называла, и который оказался поворотным пунктом, хотя я не могла бы точно сказать, от чего к чему.

«Бедная старушка Софи», – подумала я. Ей наверняка не особенно понравилось рекламировать торт. Впрочем, она заработала кучу денег. В Софи (как и во мне) было нечто, что мешало ощутить к ней жалость. Мы обе по-своему являлись великолепными примерами несгибаемости, хотя мне пришлось преодолеть много трудностей на своем пути, в то время как она просто улыбалась и изворачивалась, восклицала и с этаким милым смущением получала все, что хотела. Мне нравится Софи, тут ничего не поделать. И если в этом замечании улавливается вызывающая нотка, я совершенно этому не удивляюсь.

Этот шоколадный торт Заставил меня задуматься о прошлом, мысленно вернуться в самое начало, к тому моменту, когда я впервые осознала, что Дэвид действительно собрался уезжать. Я только что уложила Флору в кровать, спустилась вниз вся забрызганная и измочаленная после ее купания и увидела, что Дэвид возится с младенцем, попивая пиво. Он налил немного крепкого портера и мне; это единственный напиток, который он мне позволял. Как только я вошла, он тут же передал ребенка мне, и когда я уселась, чтобы покормить его, думая, не мог бы он проснуться в более подходящее время, Дэвид заговорил:

– Виндхэм прислал мне сценарий по новой пьесе Эдмунда Карпентера.

Я выслушала это заявление, ощущая легкое шевеление ребенка у своей груди: я должна быть спокойна, думала я, или ребенка будет пучить, и мне придется кормить его всю ночь.

– Ну и как, – спросила я немного погодя, – хорошая пьеса?

– Неплохая. Очень приличная роль.

– Какая роль?

– Послушай, Эмма, – сказал Дэвид, и услышав его тон, я еще ниже склонила голову к ребенку. – Я действительно Ничего не могу поделать. Нам необходимо ехать. Всего на семь месяцев, и тебе придется смириться с этим. Я не могу позволить себе остаться дома.