Публика неистовствовала. Публика требовала крови безбожника.
— Ваше преосвященство, — обратился я к раву, — забьют же насмерть!
— И поделом, — невозмутимо отвечал рав, — поправляя чалму, — этот козел в свое время утверждал, что у царя Давида были гомосексуальные наклонности.
— Это не значит, что его надо прикончить тут столь безобразным способом, господин рав, где ваше хваленное еврейское милосердие?
— Ах, оставьте, Ваше величество, вам ли говорить о милосердии: хоть кому-то в вашей прошлой жизни вы протянули руку помощи?
Я с удивлением уставился на него.
— Не надо морщить лоб, господин царь. У меня в сейфе досье на вас. Никому вы не помогали, а только обижались на весь мир и ждали, пока кто-нибудь другой окажет вам помощь.
— Пусть так, но сейчас вот я хочу помочь этому человеку. Немедленно прекратите избиение!
— Вам не стоит вмешиваться, господин царь!
— Это почему же?
— Потому что отныне и впредь система судопроизводства и последующего наказания в Израиле — возложена на руководство главного раввината.
— Даже так, а я и не предполагал.
— Следует предполагать, Ваше величество, кроме того, вы упускаете из виду то немаловажное обстоятельство, что царь Давид, как никак был ваш предок и вы, по сути, а не я должны стоять на страже его авторитета.
— Со своим предком я сам как-нибудь разберусь, а вас попрошу оставить в покое этого плешивого.
— Занятия педагогикой плохо влияют на вас, Ваше величество, — сказал он и, нехотя, махнул рукой.
Худосочные бойцы унесли бесчувственного политика с арены.
Глава 13
Невинные шалости замполита
Повздорив с равом, я вышел из императорской ложи и пошел по направлению к выходу.
Вдогонку мне рав насмешливо бросил:
— Запомните, Ваше величество, — блядь никогда женой не станет.
— Без твоих сраных сентенций обойдусь как-нибудь, — огрызнулся я, жалея, что не могу вздернуть его за бороду.
Я приехал во дворец и поспешил в свои покои, откуда доносилась подозрительная возня, приглушенный смех и мелодичное позвякивание медалей.
Я рывком открыл дверь и увидел обнаженную Машеньку в непристойной позе, а за нею небритого маршала, совершавшего фрикции в совершенно бешеном темпе. Меня возмутило не то, что этот недоносок, не стесняясь, трахал ее во всю ивановскую, причем, в моих покоях, а то, что даже за этим деликатным занятием, он умудрился не утерять своей хамской сущности: во-первых, не побрился, во-вторых, спустил милицейское галифе, но оставался в сапогах, которые в такт движению хозяина с таким фраерским шиком поскрипывали, будто хотели подчеркнуть, что они не просто сапоги из дворцовой каптерки, а сапоги офицерские из настоящей кожи с глянцем.