— Но почему, Ваше величество?
— Потому что с этой минуты ты моя царица, а я твой раб и ты можешь приказывать мне все, что угодно. Даже повеситься я готов для тебя.
— Не говорите глупостей, Ваше величество, только этого мне сейчас не достает!
— Прости, Вероника, я безнадежно поглупел, в тот самый момент, когда ты появилась в моей жизни, царица моя!
Раз моя смерть пугает ее, значит, она не равнодушна ко мне.
— Меня никогда не называли царицей. Я была девушка по вызову. Ваше величество, зачем я вам?
— Не смей говорить так, ты была, и вечно будешь моей царицей Несмеяной, — сказал я, пытаясь развеселить ее, — ты ведь у меня никогда не смеешься.
— Меня всегда унижали и покупали, — голос у нее задрожал, — а это совсем не смешно, Ваше величество. До сих пор я была вещью, у которой есть своя цена, а теперь…
— А теперь ты моя повелительница и я твоя вещь.
В ответ я услышал тихое всхлипывание.
Вероника плакала, ее горькие и очищающие душу слезы, вселяли надежду в мое истерзанное горестными думами сердце.
Глава 19
Права и обязанности царя
Шли дни. Тип, казалось, исчез навсегда.
Наступила осень. За окном завывал ветер и изредка хлестал по стеклам холодный дождь.
Пасмурная погода усугубляла мою тоску по Веронике. Я звонил ей в последнее время все чаще и чаще. Мы говорили часами, и об этом, кажется, стали шушукаться дворцовые сплетники. Опасаясь, как бы наше невинное занятие не дошло до рава, я стал общаться с ней только по ночам. Залезу в постель, натяну одеяло на голову и начинаю говорить ей о своей любви.
Точно так же в детстве я читал книги под одеялом и мама, потом искала по всем углам мой фонарик, чтобы отвадить меня от этой вредной привычки.
В один из таких грустных дней ко мне явился премьер-министр Самир.
Вечную сонливость его как рукой сняло. Походка у него на сей раз, была вперевалочку, и я понял, что и он увлекся гиревым спортом.
— Какую гирьку носишь, премьер? — без обиняков спросил я.
— За триста грамм перевалило, — сказал он с гордостью.
— Ну и как?
— Нет слов! Потенции заметно поприбавилось.
Несмотря на бравый вид и веселое расположение духа, он был, кажется, чем-то весьма озабочен и, видимо, хотел, но не решался открыться мне.
— Смелее, смелее, господин премьер, — подбодрил я его, — что-нибудь не так на международной арене?
— Там, как раз, временное затишье, а вот внутренняя политика…
— Выкладывай, не тяни!
Я приготовился к худшему.
— Ваше величество, кабинет министров уполномочил меня заняться вашими семейными делами.
— С какой это стати, вы и кабинет считаете себя вправе совать нос в мои личные дела? Меня, например, нисколько не интересует, что и как вы проделываете со своей законной женой. Хотя, судя по весу вашей гирьки, у нее есть основания, жаловаться на вас.