— Без сомнения. Но выразил ли он свою нежность к вам достаточно ясно?
Вдова слегка смутилась.
— Нет. Франсуа так робок… и не позволяет себе ничего, кроме намеков…
— А может, вы заблуждаетесь?
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что все мы бываем склонны принимать желаемое за действительное. На вашем месте, мадам Шерминьяк, я бы хорошенько подумал, прежде чем решиться на столь деликатное объяснение. А кстати, кроме мадам Парнак, к Лепито никто не приходил в гости?
— Да какая-то взбалмошная девица.
— Вы не могли бы мне ее описать?
Вдова выполнила просьбу, и полицейские понимающе переглянулись.
— Благодарю вас, мадам вы нам очень помогли. А теперь прошу прощения, но нам с инспектором еще предстоит большая работа.
Софи Шерминьяк сурово посмотрела на комиссара.
— Я вижу, вы уже стали на сторону Иезавели, потому что она могущественна и несправедливо вознесена, но будьте осторожны, господин комиссар, безвинно пролитая кровь падет на вашу голову, а Бог за все потребует ответа!
И вдова, даже не удостоив полицейских взглядом, гордо удалилась. Шаллан весело подмигнул Лакоссаду.
— Это, наверное, самая живописная часть истории. Старая лошадь совсем потеряла рассудок.
— Каждый из нас немного безумен, — нравоучительно заметил Лакоссад, — просто некоторым удается это скрывать.
— Слушайте, Ансельм, сдается мне, что юная гостья Лепито подозрительно смахивает на Мишель Парнак. Как вы думаете?
— Наверняка она.
— Значит, это Мишель принесла яд.
— С какой целью?
— Тут либо ревность, либо корысть. Она хотела избавиться или от соперницы, или от сонаследницы.
— Но тогда Франсуа — или сообщник, или жертва.
— Вот именно.
Телефонный звонок прозвучал заключительным аккордом этой интересный беседы. Шаллан снял трубку.
— Комиссар Шаллан слушает… А? Что-нибудь новенькое, доктор? Что?! Мы немедленно выезжаем!
Повесив трубку, комиссар повернулся к Лакоссаду.
— Только этого не хватало! — воскликнул он. — Мэтр Парнак отравился у постели своей жены. Он мертв.
Убитый горем, доктор Периньяк принял полицейских у себя в кабинете и рассказал им, что совершил страшную ошибку. Произошло это только потому, что он никогда не умел отказать женщине. Соня умолила врача оставить ей пузырек с ядом, чтобы она могла показать орудие преступления мужу и убедить его в вероломстве клерка. И вот, когда Периньяк вместе со старшей медсестрой находился у одной из больных, они услышали душераздирающий вопль. Помчавшись в палату мадам Парнак, они обнаружили на полу тело нотариуса, а его жена билась в истерике.
Оставив снедаемого угрызениями совести врача размышлять о последствиях, которые сулила ему допущенная слабость, полицейские отправились в комнату мадам Парнак. Та встретила их жалкой улыбкой.