Но Мария плачет еще сильнее. Папа делает шаг к ней. Мария сжимается.
«Мама думает, что ты скажешь, Бетти».
«Никогда… никогда, я не скажу, Мария… я обещаю, обещаю, не скажу… никогда. Я люблю тебя, Мария. Никогда!»
Мария затихает… она неподвижна, ее почти нет здесь… она напоминает привидение… Папа расчесывает ниспадающие на плечи волосы Марии…
Вечером, в девять тридцать, я прибыла к отелю «Ритц», чтобы отдать дань уважения пригласившему меня Джорджу Химинесу. Решив соответствовать экстравагантности его утренних черных цветов, надела купленное в Париже черное платье без бретелек и скромное болеро. «Мадам, пожалуйста, следуйте за мной». — Метрдотель в смокинге отвел взгляд от серебристой розочки на бедре; ниже уже начинался разрез, обнажавший при ходьбе левую ногу. На лице почти незаметно косметики, но волосы стянуты на макушке, чтобы показать длинные серьги с бриллиантами, подаренные Ивом Боланье во время обеда в парижском «Ритце». «На этот раз все будет иначе», — с усмешкой подумала я. Кто знает? Может, теперь пиратом окажется Элизабет. Студия «Гойя и Химинес» была бы для меня идеальной европейской базой. Ив Боланье позеленеет от злости.
Мы подошли к столу в укромном уголке зала. Джордж Химинес весьма предусмотрительно выбрал место — театральная подсветка стирала все морщинки на его лице, поднимала чуть провисший от возраста подбородок. Это магическое освещение уничтожало сеточку и темные полукружья под глазами. Я видела лишь красивую, гладкую кожу. Бодрый, с крепким молодым телом пятидесятипятилетний Джордж выглядел на тридцать пять, но тонкие отшлифованные манеры и чувство собственного достоинства появляются только в таком возрасте — взгляд настоящего джентльмена останавливается на лодыжке, а не на бедре.
Представляю, как меняет меня это голливудское освещение. Казалось, я сбросила лет двадцать; в обрамлении пляшущих огоньков свечей розовело гладкое лицо Бетти с фуксиновой помадой на губах — лицо дерзкой инженю, готовящейся стать звездой бизнеса; сегодня к ней приковано внимание восхитительного принца.
Принц встал и дотронулся до моей руки, прервав грезы Элизабет голосом с легким британским акцентом:
— Как вы сегодня прекрасны, mi Elisabeta. Пожалуйста, присаживайтесь. Позвольте насладиться вашим обществом.
Не скрою, он произнес мое имя совершенно очаровательным образом.
Два красивых официанта осторожно подвинули мне бархатное малиновое кресло; два других почтительно застыли, наблюдая за церемонией. Пятый принес бутылку шампанского.
Да, я явно оказалась во владениях Джорджа. Все вокруг гармонировало с его образом блестящего, зрелого, неотразимого мужчины. Ослепительно улыбнувшись, Джордж поднял бокал: