Она провела два дня и две ночи без еды и питья и была вынуждена ходить под себя. С Кисс-Ривер пришел холодный фронт, и когда дрова в гостиной полностью прогорели, и от них остался один пепел, пол стал таким же холодным, как земля вокруг дома. Мери то впадала в забытье, то снова приходила в сознание, пытаясь поддержать деятельность мозга тем, что вспоминала имена десятков людей, которые за долгие годы сменились на спасательной станции.
Вечером третьего дня приехала Энни. Мери услышала, как ее ключ щелкнул в замке входной двери. Она слышала шаги Энни в гостиной и пыталась позвать на помощь, но ее горло пересохло. Энни звала ее, переходя из комнаты в комнату, и Мери услышала ее возглас, когда она в конце концов зашла на кухню.
– О Боже мой! – воскликнула Энни, кинувшись к ней, и мягкая ткань ее юбки скользнула по лицу Мери.
Была ли она одна в тот вечер? Конечно нет. Мери помнила, как Энни обращалась к незнакомцу, который расхаживал по холодной темной гостиной, сказав, чтобы он вызвал скорую помощь. Потом она положила голову Мери себе на колени и баюкала ее, как, должно быть, баюкала своих детей, когда они были еще малышами.
– О Мери, – шептала она, и ее волосы свисали перед глазами Мери, как рыжее покрывало. – Это все-таки произошло, моя дорогая. Теперь-то они уж точно тебя выселят.
Мери надеялась, что тогда же и умрет. Она крепко зажмурила глаза, заставляя свою душу покинуть тело, но в результате лишь погрузилась в глубокий и безболезненный сон. А проснувшись в стерильной комнате, пропитанной запахами лекарств, она уже знала, что больше на Кисс-Ривер не вернется.
Пол знал, что должен уклониться от сегодняшнего собрания. Он уже несколько минут сидел в машине перед домом Алека на засаженной деревьями улице, набираясь решимости войти внутрь. Кондиционер гнал ему в лицо поток воздуха. И на первых собраниях в «Си Терн» Пол чувствовал себя как-то неловко. А теперь Алек к тому же предложил провести очередное собрание здесь, в его доме, и Пол не понимал для чего.
Снаружи дом выглядел совершенно в духе Энни: желтый с белой отделкой, окруженный деревьями, с которых свисали бороды испанского мха. Дому было десять лет: Пол знал, что Энни и Алек построили его, когда практика Алека наконец стала доходной. У боковой стены стояла пара раскрашенных виндсерфингов. Дом стоял на заливе, в маленькой бухточке, именно так, как его и описывала Энни. «Закаты, Пол, краски. Они делают из тебя художника. Заставляют плакать».
Пол вздрогнул от неожиданного стука в боковое стекло автомобиля и, повернувшись, буквально в двух дюймах от себя увидел лицо Нолы Диллард. Он опустил стекло.