— Ну ладно, мисс Скромность. Снимайте-ка эту мокрую вещь и залезайте вот в это. Ну же, — поторопил он, видя, что она не шевелится.
Эмми приподнялась, стащила мокрую рубашку и надела сухую. Она не успела застегнуться, и он, как будто это само собой разумелось, проделал все сам. Выпрямляясь, он не отрывал глаз от ее ног.
— Вам моя рубашка идет больше, чем мне, — прокомментировал он.
— Дайте мне спокойно уснуть! — взмолилась Эмми и действительно скоро крепко уснула.
Проснулась она уже около десяти. Быстро обернувшись, с облегчением обнаружила, что соседняя кровать пуста. Ей как-то не хотелось пока встречаться с Барденом Каннингемом.
Ее костюм и блузка, вечером брошенные ею на полу в библиотеке, были высушены и аккуратно висели на плечиках. Туфли были также высушены и стояли рядом с тумбочкой. Тут же, на тумбочке, лежала пара новых колготок.
Поняв, что если экономка и организовала это все для нее, то лишь по указанию Роберты Шорт, Эмми почувствовала благодарность к ним обеим. Чем больше она узнавала Роберту, тем больше та ей нравилась, хотя их с Каннингемом поведение за спиной у Невилла Шорта было…
Не мое дело, сказала себе Эмми и встала с кровати. Сейчас самое время принять душ. И надо как-то вытащить машину. В три она забирает тетю Ханну. Учитывая состояние дорог, для такого дела может потребоваться все оставшееся время.
Она была уже одета и как раз влезала в туфли, когда дверь тихо открылась и, легко ступая, будто боясь потревожить ее сон, вошел Барден Каннингем. Казалось, то, что она полностью готова к выходу, его удивило.
— Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно, — буркнула она, чем немедленно заслужила строгий взгляд.
— Я спросил, как вы себя чувствуете, — повторил он — человек, который редко удосуживался что-либо повторять.
Кажется, он беспокоится за нее. Как мило с его стороны!
— Как я выгляжу? — спросила она, слегка смущенная тоном своей предыдущей реплики. За свои хлопоты он заслужил более вежливого обращения.
— Утонченной, — изрек он, внимательно изучив ее. Вот так.
— Как орхидея? — с усмешкой конкретизировала она, убежденная, что всякий его ответ для нее безразличен.
Его рот скривился.
— Вы снова принялись язвить, значит, вам гораздо лучше, — сделал он заключение. — Как насчет завтрака?
Улыбка с ее лица исчезла.
— Нет! — вырвалось само собой. При одной мысли о еде желудок переворачивался. — Благодарю за ваши заботы обо мне — за то, что вы присматривали за мной. Вы спокойно могли укрыться одеялом с головой и предоставить мне самой все расхлебывать.
— Как, оставить прекрасную даму в беде? — поддразнил он, и она снова обнаружила, что ей это нравится.