– Что тебе нужно, старик?
– Смерть ходит вокруг твоего дома… – глухой голос, казалось, раздался откуда-то со стороны, и Марсагет едва не обернулся, чтобы удостовериться в этом.
Присмотревшись к старику повнимательней, Марсагет заметил привязанные к поясу деревянные резные фигурки богов и небольшую кожаную сумку; из нее выглядывали пучки травы. Теперь он уже не сомневался, кто перед ним – один из отшельников, славившихся искусством врачевания. В былые времена они часто заходили в Атейополис, но жрецы воспротивились этому, потому что отшельники гораздо лучше их лечили сколотов, тем самым подрывая авторитет жрецов. После этого лесные врачеватели больше не появлялись в пределах Старого Города. Слабая надежда затеплилась в груди вождя, и он сказал, легким наклоном головы выразив свое почтение к старцу:
– Ты прав. Могу я надеяться на твою помощь?
– На все воля богов… Веди…
В опочивальне Опии царил полумрак, лишь крохотный светильник грустно подмигнул вошедшим. Отшельник подошел к постели, где в полудреме забылась жена вождя, и надолго застыл, уставившись на лицо Опии, словно высеченное из белого мрамора. Марсагет стоял позади старика не шевелясь, мысленно творя молитву Великой Табити.
– Пусть все уйдут из дома. Ты останься…
Его глухой голос разбудил Опию. Она приоткрыла глаза, испуганно посмотрела на него. Старик мгновенно отпрянул от постели, слегка прикрыв лицо рукой.
– Кто… это? – чуть слышно прошептала Опия.
– Успокойся, это твой исцелитель, – наклонился над женой вождь, поправляя одеяло из бобровых шкур, считавшихся у сколотов лечебным средством против многих простудных заболеваний.
– Хорошо… – Опия прикрыла глаза.
Марсагет обернулся к старику – и едва не отшатнулся под зловещим взглядом врачевателя, вперившего в него свой единственный глаз с таким выражением, что Марсагету захотелось проткнуть его мечом, чтобы потушить жгучий огонь, бушующий внутри зрачка. Но отшельник тут же опустил голову и забормотал заклинания.
– Что еще нужно? – пересилив в себе неожиданно вспыхнувшую неприязнь, спросил Марсагет.
– Стань в угол… Нет, в тот…
Марсагет хотел сказать старику, что если что-нибудь случится с Опией после его врачевания, то ему не сносить головы, как вдруг почувствовал, что не может пошевелить языком; ноги и туловище его закостенели, руки бессильно повисли, и он застыл совершенно неподвижно в углу опочивальни. Только глаза не потеряли способность видеть.
Тем временем отшельник зажег еще два светильника и поставил у изголовья больной. Беспрерывно бормоча заклинания, он сунул руку в сумку, вытащил горсть белого порошка и просыпал им узенькую дорожку от постели Опии к входной двери. Затем прикрыл ладонями светильники и резким движением поднял вверх руки. Пораженный вождь увидел, как крохотные светлячки вдруг затрепетали, взметнулись ввысь, превратившись в три огненных щупальца; переплетаясь, они осветили опочивальню ярким голубовато-белым светом. Какой-то странный неприятный запах, от которого запершило в горле и на глазах выступили слезы, наполнил комнату.