Царь хотел в обмен за мать – а он ее и впрямь мог выкупить у сколотов – заставить знающего немало дипломатических тайн переводчика стать его платным осведомителем. Тихона даже передернуло, когда он представил себя в этой роли…
– Да, на определенных условиях, – оживился царь, предвкушая близкую и желанную для него развязку.
– Мне нужно подумать, – уже не обращая внимания на этикет, сказал Тихон; направляясь к выходу, он даже не поклонился опешившему повелителю роксолан.
После ухода Тихона царь некоторое время сидел, задумавшись. Когда начальник телохранителей осмелился войти в юрту, то неожиданно для себя, и пожалуй, впервые увидел выражение глубокой грусти во всегда жестких и властных чертах повелителя.
– Слушаю, – не глядя на него, сказал царь каким-то тихим, невыразительным голосом.
– Прибыл Афеней.
– Зови, – оживился Гатал.
Афеней, одетый в невообразимые лохмотья, с закопченным лицом и усталый сверх всякой меры, молча склонился перед царем.
– Ну! – нетерпеливо тряхнул его за плечо Гатал.
– Караван разграблен людьми Марсагета…
– Как… разграблен?
Афеней принялся долго и путанно объяснять царю, что случилось в Атейополисе. Лицо Гатала покрылось красными пятнами; звуки, похожие на рычание разъяренного волка, вырвались из горла царя, и помертвевший Афеней упал на колени, потеряв дар речи, – меч Гатала, описав сверкающую дугу, опустился на драгоценный египетский столик. Какое-то время в юрте бушевал ураган – сверкал клинок меча, летали щепки столика, куски кубков и кратера. Наконец, отшвырнув меч, царь упал на пол юрты и надолго застыл, словно прислушиваясь к чему-то далекому. Афеней знал причину его гнева: среди купцов каравана был сын Гатала, рожденный от наложницы-эллинки. Он был одним из лучших разведчиков сармат. О своем промахе, стоившем жизни сыну царя, Афеней конечно же умолчал…
– Афеней! – хриплый от сдерживаемой ярости голос царя заставил задрожать ольвийского купца. – Ты… сегодня же!.. Сейчас!.. возьмешь отряд моих лучших воинов… и всех, кого найдешь нужным! И отправишься к Борисфену! И если к зиме по Марсагету не справят похоронную тризну – слышишь! – ты проклянешь тот день, когда появился на свет! Убирайся!
На другой день договор между царем Фарнаком I Понтийским, городом Херсонесом и царем роксолан Гаталом, где говорилось о совместной борьбе против сколотов, был подписан. Царь Гатал взял на себя обязательства защищать хору[65] Херсонеса и сам город от набегов воинских дружин сколотов. Царь Фарнак должен был снабдить сармат воинским снаряжением, город Херсонес обязался доставлять роксоланам продовольствие и выплачивать умеренную дань.