В довершение всего многофункциональный бункер переходил в серые полуэтажи; к стенам вели нехоженые тропы, коварные, неудобные ступеньки уворачивались из-под ног. Пожалуй, Тойер притормозил здесь только для того, чтобы основательно разозлиться, и это сработало. К нему вернулась способность радоваться жизни. Хотя бы отчасти.
Он стремительно вошел в булочную-пекарню. «Открыто по воскресеньям», — сулила корявая надпись на ромбовидном лоскуте бумаги в витрине. Булочная делила кубистский угловой нарост с обанкротившимся, судя по вывеске, бюро путешествий. Очередное свидетельство полного упадка порадовало Тойера.
— У вас есть хоть какие-то бутерброды? — резко спросил он, не поздоровавшись. Продавщица, понурая особа лет шестидесяти, равнодушно посмотрела на него.
— Най, — ответила она.
— Это означает «нет»? — спросил озадаченный сыщик.
— Йо, — ответила старушка.
— Так чего нет — бутербродов с сыром? Или с колбасой? Или с салом? Круассанов? Брецелей? Слоеных пирожков с сыром?
— Най, — повторила продавщица и пальцем не пошевелила. Тойеру показалось, что он обращается к кукле. — Ничего нет. Почти ничего. Сегодня ведь воскресенье.
Сыщик поглядел на унылый ассортимент из серого хлеба и нескольких черствых пирожков.
— До свидания, — сказал он. — Дерьмовая пекарня. В дерьмовом доме.
— До свидания, — прозвучало из-за прилавка. Все еще голодный, но заметно взбодрившийся, он поехал вниз, к дому Фабри, примостившемуся под горой Рёслесберг, прямо туда, где темные, нагоняющие тоску елки смотрели на долину и приветствовали путников.
Старший гаупткомиссар, пока ставил машину, впервые задался вопросом: что будет, если между ним и Фабри не проскочит искр? Все-таки это возможно, вполне возможно. После стольких-то лет.
Даже если представить его толстого приятеля в роли огнива, сам-то он, нежданный гость, сейчас скорее напоминал огнестойкий торфяной брикет.
Дом, где Фабри провел детство, до того как его честолюбивый отец стал директором реальной школы в Гейдельберг-Рорбахе, наверняка когда-то был красивым или по крайней мере традиционным. Но хотя родителям Фабри не было суждено насладиться заслуженным отдыхом, испортить дом они все же успели, превратив его в нечто среднее: черепицу заменили на коричневые плитки шифера, старинные створки — на рольставни, после чего и сами сменили эту жизнь на грядущую.
На табличке возле звонка было написано «Ф. Фабри», и имя друга наконец-то всплыло в памяти гаупткомиссара.
— Фридберт, — громко позвал Тойер.
Дверь отворилась.
— Я — собственной персоной.
Он выглядел еще толще, чем в прошлую встречу, но не таким чудовищно раздутым, как бывало раньше. Его невероятное ожирение, казалось, пошло на убыль. Почему-то это разочаровало Тойера.