— Можете похоронить ее, — сказал я. — Заодно отыщите и захороните голову моей тещи, уже давно затерявшуюся в подвале, — добавил я и вышел, волоча ноги, чтобы не слетели башмаки.
Так моя внучка узнала, что нечто, находящееся в кожаной коробке для шляп и служившее ей для игры в заупокойные мессы и для украшения ее домиков, было не чем иным, как головой ее прабабушки Нивеи, которая долго не находила последнего пристанища сперва по причине возможного скандала, а потом просто по забывчивости, в суматохе нашего дома. Теперь мы должны были сделать это с величайшими предосторожностями, чтобы не появились разные сплетни. После того как служащие похоронного бюро уложили Клару в гроб и превратили гостиную в погребальную часовню, с черными занавесями и крепом, большими восковыми свечами и импровизированным алтарем на рояле, Хайме и Николас положили в гроб голову их бабушки, превратившуюся в пожелтевшую игрушку с перепуганными глазами, которая теперь будет покоиться вместе с ее любимой дочерью.
Похороны Клары стали событием. Я и сам не мог объяснить, откуда появилось столько людей, опечаленных смертью моей жены. Я не знал, что она со всеми была знакома. Целые нескончаемые толпы прошли, пожимая мне руку, хвост автомобилей образовал пробку у кладбища, а странные делегации нищих, школьников, рабочих профсоюзов, монахинь, дефективных детей, богемных художников и спиритов приехали в нескольких фургонах и даже на поезде, чтобы проститься с ней. В толпе я увидел Педро Сегундо Гарсиа, которого ни разу не встретил за последние долгие годы. Я хотел поздороваться с ним, но он не ответил мне.
Опустив голову, он подошел к открытой могиле и положил на гроб Клары букет полуувядших цветов, будто украденных в чужом саду. Он плакал.
Альба, держась за мою руку, присутствовала на погребении. Она видела, как опускают гроб во временную могилу, так как мне удалось получить соответствующее разрешение, выслушала бесконечные речи, в которых превозносились несравненные добродетели, которых даже и не было у ее бабушки, и когда вернулась домой, побежала в подвал, где заперлась в ожидании духа Клары, чтобы поговорить с ним, как пообещала. Там я ее и нашел, улыбающуюся, уснувшую на изъеденной молью шкуре Баррабаса.
— Этой ночью я не смог уснуть. В моей голове смешались обе мои страсти — Роза с зелеными волосами и ясновидящая Клара, сестры, которых я потерял. Утром я решил, что если их не стало в моей жизни, то по крайней мере пусть они будут со мной в смерти. Я вынул из письменного стола несколько листов бумаги и принялся рисовать величественный и пышный мавзолей из итальянского розового мрамора, со статуями того же камня, которые изображали бы Розу и Клару с ангельскими крыльями, потому что они и были ангелами и такими пребудут вечно. Там, между ними, когда-нибудь буду погребен и я.