Спайк, хомяк Алека, толстый, несмотря на то, что его назвали в честь худющей собаки из мультсериала «Ох уж эти детки», носился в колесе, закрепленном в клетке-домике. Вера подобрала со столешницы несколько просыпавшихся гранул сухого корма и бросила их в мусорную корзину.
Закончив, она услышала громкий, оглушительный лай Распутина, их черного лабрадора: вуф… вуф… вуф… И сердце у нее сразу забилось чаще.
По гравию шуршат шины. Пес не ошибся!
Вера пошатнулась. Ей показалось, будто внутри у нее бьются волны, хлеща водорослями. Громко лая, Распутин прошлепал из кухни через холл и оказался в гостиной, где, как Вера знала, он взгромоздился на стул у окна, чтобы лучше видеть хозяина.
Сегодня он рано.
– Алек! Папа приехал! – Она бросилась в спальню, огляделась, проверяя, все ли в порядке. Кровать под балдахином на четырех дубовых столбиках аккуратно застелена. Туфли, тапочки, пижамы сложены и убраны. Так, теперь ванная. На раковине ни пятнышка. Полотенца расправлены – точно так, как нравится Россу.
Вера торопливо сбросила джинсы, майку и кроссовки – обычную домашнюю дневную одежду. Нет никакого настроения переодеваться к приезду мужа; просто хочется избежать критики.
В ванной она посмотрелась в зеркало. В шкафчике пластиковая бутылочка с таблетками – ее «таблетками счастья»! Вот уже месяц, как она их не принимает; она твердо решила вовсе отказаться от них и победить депрессию, которая длится шесть последних лет, с тех пор как родился сын, – победить навсегда!
Вера наложила на веки тени, подкрасила ресницы; чуть помады на губы, слегка попудрить безупречный вздернутый носик (за него надо благодарить не папу с мамой, а искусство мужа), натянула черные свободные брюки от Карен Миллен, надела белую блузку, светло-зеленый кардиган от Бетти Барклай и черные кожаные мюли на высоком каблуке. Проверила, не растрепалась ли прическа. Вера, натуральная блондинка, любила классический стиль. Сейчас ее волосы разделены аккуратным пробором слева; сзади длина до плеч, спереди пышная челка.
Неплохо выглядишь, подруга, для тридцатидвухлетней мамаши.
Разумеется, многим из того, чем она может гордиться, она обязана Россу.
В замке повернулся ключ.
Сбежав по лестнице, она увидела и услышала разом: скрип открываемой двери, пса, метнувшегося навстречу хозяину, шуршание дорогого плаща, черный кейс, расстроенное лицо.
Вера взяла кейс и плащ, которые Росс не глядя сунул ей, словно горничной, и подставила щеку для небрежного, мимолетного поцелуя.
– Привет, – сказала она. – Как прошел день?
– Ужасно. Потерял пациентку. Умерла прямо на столе. – В голосе Росса угадываются боль и обида; он с силой захлопнул дверь.