Мэри никогда, даже в мыслях, не называла хозяина Слиффорда отцом. На людях она почтительно обращалась к нему «милорд»; впрочем, такая возможность ей представлялась крайне редко — говорить с этим хмурым замкнутым человеком, чья кровь текла и в ее жилах, просто не хотелось, а про себя Мари именовала хозяина замка не иначе, как «он». Зато Кэтрин в своих мыслях она награждала всевозможными добродетелями, возносила тайком молитвы за ее здоровье — даже от мимолетной встречи с этой прекрасной женщиной все существо Мэри наполнялось гармонией и радостью.
Леди Кэтрин никогда не была очень веселой, и Мэри догадывалась, что у нее лежит камень на сердце. Когда посещения хозяина забывались, леди Кэтрин предавалась настоящему веселью, играла с Ричардом, словно сама была ребенком. Тогда ее смех звонким эхом пробегал по залам замка, а вслед за ним катился тоненький ручеек заливистого детского хохота.
Колесо завертелось быстрее, руно так и мелькало в проворных пальцах. Сейчас он опять приезжает домой. Вот почему нужно перетрясти и проветрить постели, почистить серебро. Вот почему леди Кэтрин плакала ночью, а сейчас молча сидит за вышиванием.
В это яркое майское утро Кэтрин унеслась мыслями в прошлое. Но думала она не о том, что изменилось, а о том, что осталось прежним. За два года она так и не достучалась до сердца Рэннальфа. Почему-то сейчас они были более чужими, чем тогда, когда только поженились. Кэтрин с отчаянием гадала, отчего все ее усилия приблизиться к мужу оказывались напрасными. Это, кажется, только отталкивает его еще больше. Она из кожи вон лезет, чтобы делать все так, как ему хочется. Она нежно заботится о его детях, привела его дом в порядок, с ним всегда держалась предупредительно и с почтением, без намека на привязанность.
Расправляя яркий шелк, чтобы сделать узор на цветке, который она вышила на вороте рубахи Рэннальфа, она подумала, что была недостаточно внимательна. Возможно, не всегда умела спрятать свою любовь, и это вызывало его сопротивление и раздражение. Она перестала работать, стараясь сдержать слезы, застилающие глаза. Она так старалась, даже отказала себе в удовольствии отвечать на его любовь в постели, оставаясь холодной, когда ей так хотелось гореть с ним одной страстью. Как тяжело было не выдать себя! Как часто подавляла она вздох удовольствия и отворачивала лицо от его поцелуев, чтобы скрыть свою радость.
Он хотел безразличия, разве нет? Безумная надежда, что вдруг она не правильно поняла его, вызвала слабую краску на ее лице. Она вспомнила, как он решительно отверг ее нежность перед турниром. Некоторое время после этого, когда она еще на него злилась и была холодна, Рэннальф, казалось, был этим доволен. Когда же она готова была простить его грубость и высказать свое благоволение, он опять стал холоден. А потом был вечер, когда от тоски она выпила чуть больше вина. Кэтрин старалась не вспоминать об этом, но после этой ночи Рэннальф покинул Слиффорд и не появлялся месяц. Рука Кэтрин лежала неподвижно, слезы медленно катились по щекам. Он так редко приходил к ней после этого, так редко, вот уже почти год, как ничего между ними не было.