Инспектор Хантон появился в прачечной, когда машина скорой помощи только что уехала — медленно, с потушенными фарами, без сирены. Зловеще. Внутри контора была заполнена сбившимися в кучу молчащими людьми; некоторые плакали. В самой прачечной было пусто; громадные моечные автоматы в дальнем углу еще работали. Все это насторожило Хантона. Толпа должна быть на месте происшествия, а не в конторе. Всегда так было — для людей естественно любопытство к чужому несчастью. А это явно было несчастье. Хантон чувствовал спазм в желудке, который всегда появлялся у него при несчастных случаях. Даже четырнадцатилетнее отскребывание человеческих внутренностей от мостовых и тротуаров у подножия высотных домов не помогло справиться с этими толчками, будто в животе у него ворочался какой-то злобный зверек.
Человек в белой рубашке увидел Хантона и нехотя приблизился. Он напоминал бизона вросшей в плечи головой и налившимися кровью сосудами на лице, то ли от повышенного давления, то ли от излишне частого общения с бутылкой. Человек пытался что-то сказать, но после пары неудачных попыток Хантон прервал его:
— Вы владелец? Мистер Гартли?
— H-нет… нет… Я Станнер, мастер. Господи, такое…
Хантон достал блокнот:
— Пожалуйста, мистер Станнер, опишите подробно, что у вас произошло.
Станнер побледнел еще больше; прыщи у него на носу темнели, как родимые пятна.
— Я обязательно должен это сделать?
— Боюсь, что да. Мне сказали, вызов очень серьезный.
— Серьезный. — Станнер, казалось, борется с удушьем, его адамово яблоко прыгало вверх вниз, будто обезьяна на ветке. — Миссис Фроули… умерла. Боже, как бы я хотел, чтобы здесь был Билл Гартли.
— Так что же случилось?
— Вам лучше пойти посмотреть, — сказал Станнер.
Он отвел Хантона за ряд отжимных прессов, через гладильную секцию и остановился у одной из машин. Там
он махнул рукой.
— Дальше идите сами, инспектор. Я не могу на это смотреть… не могу. Простите меня.
Хантон зашел за машину, чувствуя легкое презрение. Они работают в паршивых условиях, прогоняют пар через кое-как сваренные трубы, пользуются смертельно опасными химикатами и вот — кто-то пострадал. Или даже умер. И теперь они не могут смотреть. Тоже мне…
Тут он увидел это.
Машина еще работала. Никто ее так и не выключил. Потом он изучил ее слишком хорошо: скоростной гладильный автомат Хадли-Уотсона, модель 6. Длинное и неуклюжее имя. Те, кто работал здесь среди пара и воды, называли ее короче и более удачно — «давилка».
Хантон долго смотрел на нее, и наконец с ним впервые за четырнадцать лет службы случилось следующее: он отвернулся, поднес руку ко рту и его вырвало.